Тот, мокрый от испарины, свернулся у каменной стены, не в силах пошевелиться. Сенька встал было на ноги и тут же по стене сполз вниз, за ним на камне вытянулся Никодимов. Он единственный смог прошептать:
– Спасибо. Воды бы…
Канунников смочил подол своей рубахи и заботливо промокнул губы всем по очереди. Потом привалился к стене и вполголоса начал рассказывать про свой побег из лагеря, про встречу с Агнешкой и про лесную гвардию. Как они нашли их записку, как готовили операцию. В конце рассказа он вдруг почувствовал горячую влагу на голой щиколотке, это по щекам лежащего Бурсака потекли слезы. Он вздрагивал, не в силах сдержаться:
– Спасибо. Мы живы. Спаслись! Живые… Я не верил, не верил.
Рядом раздался ликующий шепот Никодимова, того самого электрика, что смог забросить со столба записку в кусты:
– Я говорил, Сенька! Нельзя сдаваться!
Он попытался сесть, хотя ослабевшее тело его совсем не слушалось. С третьей попытки узник навалился спиной на каменную опору:
– Надо выбираться отсюда как можно быстрее. Уходить к своим на восток. Я охотой раньше занимался – выведу!
Александр с трудом смог произнести страшную новость:
– Гитлер захватил СССР. Мы не знаем точно, с Москвой связи нет. Но так пишут в гитлеровских листовках.
Он ожидал града вопросов, возражений, но в ответ в каменном мешке повисло жуткое молчание. Бывшие заключенные лежали без движения. Кошмарное известие шокировало их до оцепенения.
Первым пришел в себя Лещенко:
– Оружие у вас есть?
– Автоматы, топоры, ножи. – Канунников ощутил, как немощное тело с усилием поднялось рядом.
Резкий от душащего горя голос просипел:
– Убивать их буду. Пока дышу, буду давить фрицев. Хоть голыми руками. Рук не будет – загрызу. У меня ведь там семья осталась. Дочка Танюша… Ей три годика…
Лещенко бросился на каменную стену, штурмуя босыми ногами преграду. Никодимов поймал его и зажал рот, чтобы тот в истерике не выдал их убежище. Беглец не кричал, лишь яростно хрипел, отчего его тихий голос звучал еще страшнее:
– За Танюшу рвать их на части буду. За доченьку. Звери!
Никодимов сдерживал товарища, бьющегося в судорогах:
– Мы с тобой. Все. До последнего вздоха.
Когда наконец Лещенко затих и застыл, привалившись лбом к стене, Александр прошептал:
– Не торопитесь умирать, товарищи. Мы еще многое можем сделать. Тысячи заключенных ждут нашей помощи. Мы их надежда на спасение. Если они узнают, что появилась лесная гвардия, что можно сбежать, что есть надежда… Это поможет им выжить. Я был там, я знаю, только надежда дает силы.
Молчавший до этого Бурсак выдохнул:
– Чем же мы можем помочь? Что делать? Говорите!
– Взорвать железнодорожные пути. – Канунников позволил себе присесть на холодную каменную плиту, согнув длинные ноги в коленях. – Мы остановим отправку пленных в Германию. Немцы не смогут привозить в лагерь новые партии заключенных. Дальше пока не решили. Для начала остановим эту машину смерти.
Никодимов тут же отреагировал:
– Ребята, давайте ваши идеи. Еще пару часов будем отсиживаться в убежище. А то и до утра, пока фрицы рыщут по лесу. Фашистов необходимо остановить! Устроить диверсию! Вы ведь не знаете, товарищ, всего кошмара. Немцы начали строить цех, где планируют поставить заключенных на сборку танков. Наше конструкторское бюро сюда перебросили прямо из гестапо, не стали расстреливать, для того, чтобы мы разработали новые чертежи на основе наших «Т-34». Хотели за чужой счет вооружиться. Не выйдет! Товарищи, Сеня, Коля, думайте, как разнести фашистов к черту!
– Сжечь завод, пока не построили! – выкрикнул Сеня, совсем позабыв об осторожности.
Скептик Лещенко его осадил:
– Не кипятись. Горючка – раз, охрана – два. Тебе сказали же, сначала железка.
– Башмак, башмак, – снова засуетился Бурсак. – Я умею, сварочный аппарат только дайте. Такой забабахаю – весь состав под откос уйдет!
Канунников возразил:
– Зачем? Там же люди. Нам нужно разобрать само полотно. Взорвать его и рельсы испортить.
Но Сеня не унимался:
– Так его починить – плевое дело, два дня работы. На сортировке, я видел, есть рельсы. Пригонят пленных и восстановят. Состав вернее будет, пока полотно отремонтируют, завалы растащат. За неделю не управятся. А там мы им снова – бум!
Николай Лещенко остановил его:
– Ладно, надо понять, когда будет идти состав без людей. Может, продукты. Возят же они их сюда?
Александр его прервал:
– Я смогу, вернее, думаю, что смогу узнать. У меня есть информатор, она знакома с офицером из комендатуры. Он ее ухажер. Эта женщина помогла с вашим побегом.
Лещенко тяжело вздохнул. Какие же горячие и торопливые его молодые напарники! Сидят в каменном мешке и так легко рассуждают об организации подрыва, не имея ничего, кроме рук да головы. Он начал обдумывать план дальше:
– Ладно, узнаем, когда идет состав. Нужен сварочный аппарат для башмака. Или динамит, чтобы взорвать рельсы. Где мы это достанем? Такие вещи у немцев под строгой охраной.
Никодимов меланхолично заметил:
– Все есть на складе рядом с фундаментом нового завода. Туда уже начали свозить инструмент. Помните ящики с красными надписями? Уверен, это снаряды для танков. Правда, там охрана…
Канунников решительно заявил:
– Я попрошу Агнешку разузнать про состав без пленных. Ограбим завод, я смогу выплавить взрывчатое вещество и изготовить заряды. Потом проведем операцию, остановим работу лагеря смерти! Мы почти голыми руками добыли оружие у немцев. Вас смогли освободить. Надо пробовать, стараться…
Инженеры заговорили одновременно, задавая вопросы, предлагая свои варианты действий. Они позабыли о холоде, о мучительном ощущении в пустых желудках, об измученном теле. Желание вредить немцам было сильнее любых неприятных ощущений, сильнее страха смерти и телесных страданий.
Когда небо на востоке побелело, Канунников вдруг понял, что его новые товарищи дрожат от озноба в тонких арестантских робах. Он стянул с себя пиджак и накинул на плечи сидящему рядом Бурсаку:
– Что же вы, я в темноте и не вижу, как вы озябли. Давайте выбираться отсюда. В лагере будет кипяток, похлебка, одежда теплая.
– Свобода, – неожиданно рассмеялся Валентин Никодимов. – Там будет свобода.
Всю дорогу к лагерю бывший узник никак не мог поверить в происходящее. Украдкой от остальных он трогал бархатные листья могучего папоротника, проводил пальцами по коре и даже закрывал глаза, чтобы сухой кожей щек почувствовать, как теплеет лесная прохлада под первыми лучами только проснувшегося солнца. Свобода, свобода, как сладко дышится без бараков, без тюремной охраны, несмотря на озябшее тело и сосущий желудок. Ради этого мгновения не жалко отдать жизнь. Но они должны подарить свободу другим заключенным!
В лагере планы