В ответ Саша опустил ресницы – я видел. Шевелиться ему было тяжело, тело наполняло болью от множества ожогов, кровь в ссадинах запеклась под солнцем, а сажа сверху больно разъедала кожу. Каждый час в кустах казался вечностью, но до наступления темноты им никак было не выбраться из своего укрытия.
К вечеру сортировочная станция обросла основаниями для новых дозорных вышек, а из двух прожекторов рядом с ангаром ударили снопы яркого света. Солдаты собрали оборудование в машины и укатили в казарму. Часть заключенных погнали обратно в лагерь, оставив электрика и еще несколько человек, которые продолжали обтесывать срубленные деревья. В желтом свете фонарей плотники орудовали своими инструментами, поднимая все выше и выше стены из свежих, отливающих желтым досок.
Василич боднул напарника головой в бок – можно уходить. Патрульные уже устали всматриваться в лесную стену из деревьев и теперь топтались на месте, в темноте то и дело вспыхивали красные точки папирос: солдаты тихо переговаривались, обмениваясь историями и шуточками.
Канунников с Романчуком двумя бесшумными ящерицами заскользили по земле, прикрытые темнотой ночи. Пятьдесят метров осторожных движений, и они наконец, отдышавшись, смогли сесть за густым забором из молодых елок. Сбоку зашуршала высокая трава, показалось перепуганное бледное личико Зои. Девушка боялась говорить, чтобы не привлечь охрану. Лишь впилась сильными пальцами в руку Саши так, что он скрипнул зубами от боли. Кивнул в ответ, видя ее волнение.
Капитан сунул тяжелый автомат Канунникову в руки и прошептал:
– Жди, я сейчас! Найду, что этот электрик бросил в траву.
Александр с облегчением прислонился к стволу дерева. Руки оттягивала тяжелая добыча, по лесу за ними не рыскал фашистский отряд – операция удалась. Сейчас можно на секунду прикрыть глаза, вдыхая чистый воздух, почувствовать, как саднящая кожа успокаивается от лесной прохлады.
Зоя кусала губы, чтобы не расплакаться, ее сухая ладошка пыталась стереть с его лица разводы сажи.
Всколыхнулась сухая трава рядом, Романчук сжал парню руку:
– Идти можешь, Саша?
– Нашли? – Ему не терпелось узнать, что кидал заключенный.
– Уходим, потом посмотрим. – Тяжело дыша, Петр Васильевич схватил оба автомата, пригнулся, чтобы не вынырнуть головой из-за пороста, и двинулся между деревьями в сторону лагеря.
На ближайшей полянке, где свет луны пробивался между ветками, они в нетерпении развернули смятые клочки бумаги. Василич шепотом прочитал нацарапанные на русском языке неровные строчки:
«Товарищи, мы советские инженеры, заключенные нацистского лагеря – Никодимов, Бурсак и Лещенко. Просим сообщить руководству, что фашисты удерживают нас в лагере и под пытками заставляют выдать известные нам схемы технического оборудования, которое стоит на вооружении Красной армии. Барак В/01 концентрационный лагерь Аушвиц. Мы просим помощи».
То же самое было написано по-польски на обратной стороне листка.
Во второй записке чернела схема лагеря и снова просьба о помощи: «Советские граждане, заключенные концентрационного лагеря Аушвиц, просят о помощи. Идет массовое уничтожение советских граждан, поляков, евреев, детей и взрослых. Сообщите товарищу Сталину! Мы ждем помощи!»
От страшной находки даже опытный командир лесного отряда оторопел. Измученный многочасовой засадой, он застыл на тропинке, сжимая в смятении бумажку.
Зоя взволнованно прошептала рядом:
– Ребята, они же подмоги просят. Как же мы… совсем же рядом были. Неужто бросим их? Спасать ведь надо. Детишки там.
Петр Васильевич схватился вдруг за автомат, подчиняясь порыву немедленно броситься к железной дороге и попытаться освободить заключенных. Но оглянулся в черный провал густого леса, где ждали его жена и сын, и рука повисла в бессилии. Зоя без отрыва смотрела на него, ее глаза наполнялись слезами. Василич опустил голову, резко развернулся и зашагал по тропинке, Канунников с девушкой молча пошли следом. Общее впечатление было тяжелым, осязаемым, как камень, который навалился и давит на грудь, мешая свободно дышать.
Возле лагеря их уже ждали члены отряда. Никто не спал в нетерпении встретить своих бойцов. При виде перемазанных в саже смельчаков товарищи облегченно вздохнули. Баум, сидящий у костра под огромным одеялом, беззвучно пробормотал:
– Барух Ашем!
Капитан Сорока кинулся к ним с радостным возгласом:
– Ура, товарищи! Оружие есть, можем теперь смело идти к своим! Утром! Нет, днем опасно. Лучше сегодня же соберем вещи и выдвигаемся на восток. Ночью будем идти, а днем отсиживаться подальше от немецких патрулей! – Он вдруг осекся, поняв, что никто не поддерживает его ликование.
Романчук протянул записку от заключенных. Сорока вполголоса зачитал коротенький текст. Первой не выдержала Зоя:
– А как же люди в концлагере? Неужто бросим их помирать?
Ее вопросы ударились о стену молчания. Взгляд девушки метался беспомощно от одного к другому. Лиза подошла и без единого слова обняла ее за плечи, но девушка в отчаянии протянула руку к Канунникову:
– Саша, что ты молчишь? Ты что, тоже уходить собрался? А как же лагерь? Люди?
Лейтенант, опустив голову, упрямо молчал. Все-таки и Сорока, и капитан Романчук старше его по званию, по армейскому уставу он должен им подчиняться. Хотя ему так хотелось выкрикнуть в ответ: «Да, они умирают! Мы должны им помочь. Я был там! Я знаю, что такое концлагерь! Я знаю, что такое пытки! Они страдают каждую минуту на холоде, босиком, без одежды! Их пытают, убивают, измываются! Мы – их единственный шанс на спасение!»
– Товарищи, Зоя, Саша, Елизавета. – Голос у Сороки стал вкрадчивым. – Я понимаю, что вы хотите помочь несчастным. Мы, конечно, за гуманизм. Но – за разумный гуманизм! Жертвовать своими жизнями ради сомнительной возможности спасти кого-то из фашистского плена неразумно. Лагерь для нас – неприступная территория. У нас есть оружие, теплые вещи и запас продуктов. Сейчас не стоит терять время, надо идти на восток, к своим! Вы подумайте сами, что мы можем? Отряд, лесная гвардия? Нас восемь человек, а там сотни вооруженных фрицев. – Особист понизил голос почти до шепота, бросил настороженный взгляд на Франтишека, который слушал внимательно, пытаясь понять чужую речь. – Поляк и товарищ Баум – они же, по сути, чуждые элементы. Беглый крестьянин и нэпман, даже не советские граждане. Они могли бы поискать убежище у местного населения, а мы – вернуться домой. Останемся здесь – погибнем. Бессмысленная смерть, никакой пользы мы не принесем.
Тут Канунников не выдержал, он неловко достал из-за пазухи скомканную листовку, которую передала ему Агнешка, и попросил Баума:
– Переведите им.
Старик заговорил, раскачиваясь будто во время молитвы:
– Это фашистская листовка. Здесь написано, что до конца войны осталось несколько