Остальные «черепахи» между тем успешно продвинулись вглубь толпы, разрезая ее на малые разрозненные части, деморализуя и лишая способности к сопротивлению. Всюду на земле лежали трупы погибших бунтовщиков. Поняв, что им не удастся пробить оборону солдат, протестующие люди начали разбегаться.
Коробочки «черепах» добрались до редкой цепи воинов Эрнака. Я вздохнул с облегчением. Главное, что удалось спасти эту центурию.
Сзади послышался шум и оглянувшись, я увидел, что из города выехали с десяток колесниц с позолоченными бортами. Рядом с возницами стояли люди в шелковых плащах, по большей части пожилые и солидные.
Ясное дело, аристократы и богачи, члены партии прасинов и венетов, истинные организаторы беспорядков. Позади колесниц маячили вооруженные всадники, около сотни, судя по всему, сопровождающее войско.
Но не это удивило меня больше всего. В толпе сопровождающих всадников я заметил Либерию, переодетую в доспехи и с вызовом глядящую на меня.
Глава 10. Кто сказал, что добраться домой будет легко?
Что здесь делала Либерия, мне было совершенно непонятно. Но это не самая большая проблема, что сейчас стояла передо мной.
Самой громадной и жирной проблемой был пожилой толстый сенатор, я его уже пару раз видел на заседаниях в Капитолии. Он обладал обширными поместьями в окрестностях Рима, Капуи и Равенны и непомерным самолюбием. Сейчас он усмехался и смотрел на меня свысока, как на букашку. Выехал чуть вперед, оставаясь в своей роскошной колеснице и крикнул:
— Приветствую тебя, мелкий император! Вернее, мелкий кусок дерьма. Ты видишь, что ты натворил в городе?
— Здравствуй, сенатор Марк Констанций! — крикнул я. — Здравствуй, толстый кусок дерьма. Ты уверен, что все произошедшее — это моих рук дело?
Его коллеги на колесницах недовольно заворчали, а сенатор натянуто улыбнулся и закричал:
— А кто же виноват, как не ты? Зачем было брать в плен факционариев? Отпусти их, выдай нам предателя Бамбали и бунт в городе сразу прекратится.
Я оглянулся и увидел, что мои солдаты уже разогнали толпу на месте для пристани и теперь выстроились широкой линией в два ряда и гонят оставшихся бунтовщиков к каналу, как раньше те гнали людей Эрнака. Всюду лежали окровавленные тела горожан, валялись мечи и ножи.
Две центурии под командованием помятого Эрнака, в том числе и с тремя десятками конных гуннов, между тем, медленно маршировали в нашу сторону. Эрнак глядел на меня и ждал сигнала. После того, как во время беспорядков его чуть не спустили в жижу канала, командир гуннов жаждал крови.
— А разве бунт не прекратился? — удивленно спросил я, снова повернувшись к членам партий. — Или вы хотите, чтобы вас тоже скинули в канал и вы отведали там вкус приморской грязи?
— Здесь протесты прекратились, — согласился Констанций. — Но вот в других частях города могут вспыхнуть в любой момент. И только ты можешь предотвратить страдания людей. Просто освободи факционариев и микропанита, и в городе сразу станет спокойно.
Ух ты, какой добрый. А ведь и так понятно, что он не остановится на достигнутом. Стоит мне только единственный раз поддаться на их требования, как они не успокоятся, пока не столкнут меня с трона.
— Зачем же идти таким сложным путем, почтенный сенатор? — удивленно спросил я. — Давайте мы сделаем наоборот. Лучше вы сами составите компанию факционариям партий.
Я кивнул Эрнаку, призывая его действовать без сожалений и оглядки. Тут же зазвучала труба и центурии перешли с ходьбы на размеренный бег. Они разделились и отправились на колесницы противников с двух флангов, обходя меня и куску моих телохранителей, стоявших в центре.
— Ты что такое творишь, мальчишка? — закричал Констанций.
Вооруженные всадники смешались, а возницы начали спешно разворачивать колесницы, стараясь уйти обратно в город. В это время на них налетели гунны, а я приказал Марикку собрать всех наших палатинских схолов и напасть с центра.
Грозные патриции с большими животами не стали оказывать яростное сопротивление, также как и их люди, выглядевшие так впечатляюще в блестящих доспехах. Вскоре их всех согнали с лошадей и колесниц и поставили в ряд передо мной.
Я сошел с колесницы и подошел к Либерии, которую тоже выбили из седла и загнали вместе со всеми. Взял за руку и хотел вывести из толпы пленников, но девушка вырвала руку, с ненавистью глядя на меня.
— Мерзавец, не смей прикасаться ко мне, — прошипела она.
Тогда я приказал двум воинам все равно вывести ее из толпы и держать рядом с моей колесницей.
— Оставьте ее в покое, — закричал один из сенаторов, совсем недавно он стоял в колеснице, что находилась справа от Констанция. — Не трожьте ее.
— С ней ничего не случится, — заверил я сенатора. — Наоборот, ей лучше не бывать там, где окажетесь вы.
— Ты зашел слишком далеко, Момиллус, — процедил Констанций. — Ты же не думаешь, что это останется без последствий для тебя?
— Вы объявлены вне закона за то, что посягнули на честь и достоинство императора, — ответил я. — Вы обвиняетесь в подстрекательстве народа к мятежу и неповиновению. Ваше имущество будет конфисковано в пользу государства, а вашу судьбу будет решать суд под моим председательством. Пока что, до вынесения решения вы будете содержаться под стражей.
Солдаты принялись связывать пленникам руки. Закончив, они погнали их ко дворцу, как стадо баранов. Гордые сенаторы перемешались со своими людьми и теперь почти не отличались от них. Пусть теперь хорошенько помаринуются в подземелье. Я же говорил, что там вскоре понадобится увеличить количество тюремных камер. Эх, теперь там не позабавишься с девушкой, как когда-то с Валерией.
— Нет! — закричала Либерия, стараясь вырваться из рук держащих ее воинов. — Отец! Не трогай его, сволочь!
Когда безоружные сенаторы и их люди, скрылись за поворотом, а солдаты принялись быстро наводить порядок на пристани, я подошел к девушке. Повинуясь моему жесту, солдаты отпустили Либерию и деликатно отодвинулись в сторону. Она подскочила ко мне и ловко влепила пощечину.
— Какая же ты сволочь, Момиллус, — сказала она. — Какая сволочь. Если бы у меня был нож, я бы вспорола тебе брюхо и