— Что это значит? — спросил ошеломленный Бланд. — Кто эти люди?
Веттониан уже все понял, вот только он глядел пораженно вовсе не на меня, а на своего протоспафария.
— Не может быть, Бамбали, — сказал он. — Ты переметнулся к этому щенку? Как же ты мог?
Бамбали пожал плечами.
— Он предложил более лучшие условия, факционарий. Кроме того, это он, а не ты выиграл недавнюю битву. Так что с ним надежнее, хоть он и молод. Пожалуйста, не обижайся.
— Чтобы ты сдох, Иуда, — проворчал Веттониан, покоряясь неизбежному.
Глава 8. Если поймал щуку, то почему бы не взять и карася
Нет, все-таки недаром я накануне недолго общался с Бамбали. Правая рука факционария оказался умнейшим человеком, который сразу признался мне, что осуждает борьбу за власть в партии и в империи. Он несколько раз пытался в объяснить своему начальнику, что со мной лучше не враждовать, а заключить мир и помогать в развитии общества, а не гнаться за призрачным императорским троном.
— Но он совсем не хочет слушать голоса разума, — со вздохом признался Бамбали во время нашей короткой встречи. — Поэтому я вынужден сообщить, что он готовит на вас покушение, доминус, хотя мое сердце очень сильно болит от всего этого.
Таким образом, Бамбали пошел против своего господина, а я решил принять его к себе на службу. Он показался мне толковым малым, который по капризу судьбы оказался в подручных не у того лидера. В руках умелого руководителя Бамбали мог принести много пользы.
Первым же делом в знак своей верности протоспафарий рассказал, что планирует его господин против меня и как хочет меня похитить в театре. Это позволило мне подготовиться наилучшим образом.
Я приказал своим лучшим воинам одеться актерами и спрятать оружие под одеждой. Актрисы, надо признаться, были настоящие, это были вольноотпущенницы, подруги Вирсании и мои люди, само собой, испытали немало удовольствия, когда играли с ними на сцене.
И вот теперь, вместо того, чтобы похитить меня, я сам вез своих непримиримых врагов во дворец. Мы упаковали их самым надежным образом, связали руки за спиной и бросили в колесницы.
Затем скорее поехали в наше крепкое жилище. Я торопился, потому что справедливо опасался, что сторонники партий могут устроить беспорядки в городе, когда узнают, что их лидеров захватили. Но, к счастью, все прошло благополучно.
Прибыв во дворец, я приказал усилить охрану и запереть ворота, а дворец с этого времени считать на осадном положении. Затем послал гонцов в Капитолий, чтобы они тоже приготовились к различного рода эксцессам.
Воинов у разбитых мною партий осталось не так много, самое большее, около полусотни человек, но вот поклонников в городе было немало. Их люди могли хорошенько взбаламутить народ и поднять его на бунт. Не хотелось бы, чтобы нас захватили врасплох.
Во дворце мы поместили их в подземелье башни, под неусыпный контроль конвоя. Веттониан улыбался и беззаботно напевал песенку, а вот Бланд был мрачнее тучи.
— Молодец, Момиллус, — сказал мне лидер прасинов, перед тем как мои воины отвели его в подземелье, в то время, как глава венетов упорно молчал. — Получилось красиво. Ты одолел нас в битве под Равенной, а затем и захватил в плен, как тупых баранов. Признаюсь, ты взял над нами вверх по всем пунктам. Это достойно уважения.
Затем он кивнул мне и сам направился в башню. На миг остановился и сказал, повернув голову:
— Но только ты не обольщайся, что победил. Пока я жив, тебе не будет покоя. Так что советую тебе не расслабляться.
Я и сам знал об этом. Может быть, и в самом деле приказать придушить их потихоньку в подземелье? Нет человека, нет проблемы.
Но подумав еще, я вынужден был отказаться от заманчивой идеи. Я не был уверен, что со смертью лидеров партий все мои затруднения мигом рассосутся. Наоборот, вместо этих врагов тут же появятся другие, вот только мне придется потратить много времени на их выявление и контроль.
А эти враги, пока живые, сейчас у меня под боком. Я могу использовать их, как разменную монету в переговорах, могу торговаться, обменять, договориться о каких-нибудь преимуществах. В общем, рано их пока что убивать. Да и не в моих это привычках, честно говоря.
Размышляя, как быть дальше, я поднялся в свои покои, намереваясь хоть немного отдохнуть. От усталости у меня на ходу смыкались веки. Я надеялся, что в покоях меня будет ждать Либерия, но девушки нигде не было.
— Куда она подевалась? — спросил я у Камахана.
Мой телохранитель пожал огромными плечами.
— Она не хотела ехать во дворец, — сказал он. — Выбежала из театра и умчалась в неизвестном направлении. К родителям, наверное.
Я хотел видеть Либерию и приказал Донатине найти ее. Затем приказал всем ждать, пока я отдохну и отправился в спальню. Вопреки всем моим ожиданиям, сейчас там никто не подстерегал меня с кинжалами в руках. Я завалился на клинию и уснул, как убитый.
Во сне я снова увидел двухголовую девушку, только уже не помнил ее лиц. Кажется, это были лица Аэбуты и Лаэлии. Настроены они ко мне были весьма недоброжелательно. Я хотел соблазнить эту диковинную девушку во сне, но остался не с чем, потому что она исчезла в самый ответственный момент. Я проснулся с гудящей от боли головой, разбитый и усталый.
В спальне кубикуле было темно. Рабы не смели тревожить мой покой, потому что я опасался покушений и не заходили зажигать светильники. Я сделал это сам, пообещав себе, кстати, провести газ во дворец до начала следующей зимы.
— А иначе мне что же, самому остаться без отопления, как сапожнику без сапог, что ли? — пробормотал я, зажигая светильники.
— Что ты там бормочешь, как старик? — спросил сзади знакомый женский голос.
Я чуть не подпрыгнул от страха и неожиданности, но сумел удержать себя в руках. Медленно обернулся и посмотрел на Вирсанию, сидящую на краю моей клинии.
— Как ты сюда пробралась? — спросил я, стараясь унять бешено стучащее сердце. — Готов поклясться, тебя не было в комнате.
Вирсания покачала головой. Ее профиль в свете слабеньких колышущихся огоньков казался мягким и прекрасным, словно вылитым из олова.
— Я уже давно здесь, мой маленький император. Сидела здесь, ждала, пока ты проснешься.