Мне тут пришла громадная партия вина из Турции, которую я купил у того мужичка, что продал мне родовое имение. Вино было дрянным, но под вечер, когда все устанут и наберутся, сойдёт.
Я попрощался с Дмитрием, поехал и проверил шатер для встреч, проверил Казино, где мадам Кукушкина уже ходила, как хозяйка и вообще заверила меня, что всё готово. Её дочь лишь поджимала губки и бросала на меня многозначительные взгляды.
Проверил аэропорт, в особенности то, что команда Митяя приняла на себя бразды правления им и расплатился с семьёй Иванычей.
— После подсчёта получилось, что вы создали имущества аэропорта на двести тысяч.
— Вообще-то на сто пятьдесят девять, — поправил меня Дядя Ваня.
— Я округлил. И отдаю вам эту сумму с радостью и надеждой видеть вашу семью здесь много-много лет. Плюс к деньгам, как мы договаривались ранее, предоставляю вам с собственность три шестиугольных участка. Они граничат с тем шестиугольником, на котором у меня поселился Николай.
— Ну да, ему с большим количеством народа трудно. Он же затворник.
— На вашей семье по-прежнему лежит функция авиации каганата и обслуживание самолётов.
— Ничего, мы как раз пока будем дома строить и всё такое.
— Я тут выписал сотни свидетельств на землю для казачества. Вам тоже выписал. Земля ваша, вы теперь вроде как фермеры-авиаторы. Деньги у вас есть. Ещё одна просьба. Я объявил тот участок, где живёт Николай — заповедником. Знаки поставим. Там нельзя охотиться, кроме как ему самому, как смотрителю, рубить лес, жечь костры и всё такое. Короче персональный рай для одинокого человека. Прошу тоже присматривать, однако я буду к нему приезжать.
— Поговорить?
— В некотором роде. Мне тоже иногда нужно одиночество.
Пока я торчал в аэропорту, диспетчер дал добро на посадку самолёта.
Однако Шпренгер всё равно оказался шустрее и к моменту, когда дипломатический борт остановился и готовился открыть люк для высадки пассажиров, старый службист уже был рядом.
— А Палмер Вас знает? — спросил я полковника.
— Только заочно.
На землю ступил Палмер в сопровождении двух гладко выбритых парней.
— Приветствую дорогого гостя из Британии! — я протянул руку Палмеру.
— И я Вас. А Вы, — он смерил взглядом Шпренгера. — Наверное Сибирское управление?
— Это мой дедушка по материнской линии, — невозмутимо соврал я.
— Тружусь в министерства иностранных дел, господин Палмер, как и Вы.
— Рад Вас видеть в каганате, коллега, — Палмер пожал руку Шпренгеру, своими словами намекая, что они оба представляют разведки своих стран. — Однако вынужден отметить, что наша страна подписывает пакт о мире раньше, чем Российская империя.
Шпренгер недовольно заворчал.
Англичанин был прав, формально никаких документов с империей о нашей дипломатии и взаимодействии не существовало и это большой косяк имперских чиновников. Однако он-то не настоящий дипломат, это уж он так, просто соврал. Какой с него спрос?
— Где мы будет подписывать исторический документ? — спросил Палмер. — Во дворце?
— Там сейчас дым коромыслом и братание ханов. Давайте к реке. Там подготовлен шатёр, стол, фотограф и всё такое.
— Всё такое… Пройдёмся пешком, чтобы обсудить детали?
Мы действительно прошлись пешком и пока мы шли, Шпренгер, который в городе впервые, показывал, что тут, где расположено и как устроено, а Палмер своими комментариями намекал, что знает, где Патронный завод и какую продукцию он выпускает.
— Я думаю, что вы не всё по продукции знаете, — многозначительно намекнул я, — но это завтра, на открытии Курултая.
— О, Вы меня приглашаете? — улыбнулся Палмер, — Как любезно.
— Вас и дедушку Шпренгера.
Мы с полковником переглянулись. Пока ждали гостя, обсудили этот момент и неизбежность присутствия англичанина.
— Мы раньше и не знали, что у вас такое родство…
— Как уж есть, — пожал плечами я. — Мне никуда не деться ни от англичан, ни от… дедушкиного внимания. Мы все это понимаем и принимаем, как данность.
…
Палмер достал отпечатанные на гербовой бумаге экземпляры пакта, выполненного на русском и английском языках.
— По правилам, если всё так, то мы садимся за стол, — впервые Палмер говорил без двойного-тройного подтекста и желания меня поймать или обмануть, а просто и без пафоса объяснял этикет подписания международных документов, — кладём перед собой по одному экземпляру. А фотограф снимает.
— Я готов! — подал голос Олег.
— Погоди. Говорите, господин Палмер.
— В кадре только Вы и я. Остальные за кадром. Так вот. Подписываем по одному экземпляру, обмениваемся, подписываем по второму. Встаем и пожимаем друг другу руки. Фотограф снимает каждое действие. Один из моих парней тоже взял фотоаппарат. Если у Вас снимки не получатся, то мы вышлем Вам фото.
— Очень любезно.
— Хорошо. Всё готовы?
Палмер и я уселись.
Я прочитал пакт и поморщился, англичане использовали хитрые и ставящие нас в неудобное положение формулировки.
Но, по сути, всё честно, мы обязуемся всех англичан беречь, отпускать, если арестовали, у нас свобода торговли, англичане не платят пошлины, в том числе ввозные, даже если их введут в будущем, а мы гарантируем что не будем делать гадости ни Соединённому королевству, ни его подданным.
— Вообще-то, мы одну контору всё-таки будем гонять. Вы помните, что мы повесим всех собак на Адвенчурес?
— Помню, — согласился Палмер, — но в официальный документ мы такого не впишем. Вы согласны с этим как юрист?
— Согласен. Но тогда я ничего и не говорил про Адвенчурес.
— Да. Все будет делать вид, что не говорили, Вы будете делать вид, что выдавливаете их из Степи. В документах следов об этом не будет. Ну что, подписываем?
Мы подписывали, фотоаппараты щёлкали. На заднем плане была река и горы. Красиво и исторично.
Мы пожали руки и мой экземпляр откочевал мне же в портфель, который я дал Шпренгеру.
— Вы очень доверяете своему дедушке.
— Ну да, даже жизнь свою доверяю.
— Есть одна вещь, которую я хочу рассказать Вам с глазу на глаз. Вы позволите, — блеснул очками Палмер, — Яков Лаврович?
— Ну, конечно.
Мы с Палмером отошли к реке, я незаметно достал из кармана сверток в двести тысяч, и он с ловкостью фокусника забрал спрятал его (а с такой машиной это сложно) в портфель.