На седьмой день прибыли первые секции полевой узкоколейной железной дороги — декавильки. Небольшие рельсы, шпалы, крепежные элементы — все аккуратно упаковано и пронумеровано.
Глушков, имевший опыт прокладки полевых железных дорог еще в Гражданскую, руководил разгрузкой и сортировкой.
— Отличный комплект, товарищ Краснов, — докладывал он, поглаживая щетину на подбородке. — Рельсы трехдюймовые, для паровоза легкого типа вполне подходят. И шпалы металлические, на деревянных подкладках, для наших условий самое то.
— Сколько времени займет сборка первого километра? — спросил я, разглядывая аккуратные секции.
— При хорошей организации и погоде — дня три-четыре, — прикинул Глушков. — Но нужна подготовленная трасса с утрамбованным полотном. Иначе весной все поплывет.
Я распорядился перебросить часть землекопов с трассы нефтепровода на подготовку полотна для узкоколейки. Приоритеты приходилось менять на ходу, реагируя на поступление материалов и оборудования.
К обеду получил радостное известие от Островского. Его защитное покрытие выдержало все испытания.
— Посмотрите, Леонид Иванович, — химик протягивал мне два образца трубы. — Этот, с покрытием, пролежал в нашей нефти неделю. Ни следа коррозии. А контрольный уже начал разъедаться.
— Отлично, — я внимательно осмотрел образцы. — Сможем наладить производство в нужных объемах?
— При условии поставки компонентов — да, — кивнул Островский. — Но нужна специальная установка для нанесения покрытия. Лучше на заводе, до доставки труб.
— Сделаем запрос в наркомат, — решил я. — А пока будем покрывать вручную, хотя бы критические участки.
Вечером того же дня получил тревожное сообщение от Кудряшова:
— На пятом километре трассы обнаружена карстовая полость, — докладывал геолог, раскладывая на столе схемы разрезов. — Глубина залегания от трех до пяти метров. Протяженность около двухсот метров.
— Обойти можно? — спросил я, изучая карту.
— Можно, но это удлинит трассу на километр, — Кудряшов показывал альтернативный маршрут. — Придется делать два дополнительных поворота.
Я взвесил все «за» и «против»:
— Безопасность важнее. Корректируем маршрут. Нельзя рисковать трубопроводом, особенно с учетом наших агрессивных условий.
Перед сном я заглянул в медпункт, надеясь увидеть Зорину, но встретил только новую медсестру Полякову, полную женщину лет сорока с недоверчивым взглядом.
— Мария Сергеевна у больного, — сухо сообщила она, поджав губы. — Что-то передать?
— Нет, ничего, — я повернулся, чтобы уйти, но услышал за спиной:
— Не отвлекайте ее понапрасну, товарищ начальник. У нее и без того работы много.
Я молча вышел, понимая источник настороженности Зориной. Сплетни распространяются быстрее нефти.
Следующий день выдался особенно напряженным. С утра пришла телеграмма из наркомата:
«УСКОРЬТЕ СТРОИТЕЛЬСТВО НЕФТЕПРОВОДА ТЧК ТРЕБУЕТСЯ НЕФТЬ ДЛЯ ОБОРОННОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ ТЧК ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ РЕСУРСЫ ВЫДЕЛЕНЫ ТЧК ЖДЕМ РЕЗУЛЬТАТОВ ЧЕРЕЗ МЕСЯЦ».
Ну вот. То присылают комиссию для проверки, то требуют ускорить добычу.
Но сроки! Месяц! По самым оптимистичным прикидкам мы могли осилить первый участок не раньше чем через два месяца.
Я собрал экстренное совещание технического руководства:
— Товарищи, ситуация осложняется. Наркомат требует ускорить работы, но у нас критическая нехватка ресурсов.
— Можно попробовать параллельное строительство, — предложил Савин. — Разбить трассу на участки и вести работы одновременно.
— Для этого нужны дополнительные бригады сварщиков, — возразил Рихтер. — А у нас всего четыре квалифицированных специалиста.
— Тогда предлагаю сосредоточиться на первоочередных задачах, — я развернул уточненный план. — Первое — завершить строительство начального участка узкоколейки, чтобы обеспечить доставку материалов. Второе — построить насосную станцию у основной скважины. Третье — проложить первый километр трубопровода как демонстрационный участок.
— А остальная часть трассы? — поинтересовался Кудряшов.
— Продолжим изыскания и подготовку траншеи, — ответил я. — Но основные силы бросим на приоритетные направления.
К вечеру план был скорректирован, бригады переформированы, материалы перераспределены. Предстояла напряженная работа, граничащая с подвигом.
Выйдя из штабной палатки, я увидел Зорину, спешащую куда-то с медицинской сумкой. Она заметила меня, слегка замедлила шаг, но не остановилась.
— Мария Сергеевна, — окликнул я. — На минуту.
Она неохотно подошла:
— Что-то срочное, Леонид Иванович?
— Наркомат требует ускорить строительство, — сказал я. — Придется увеличить нагрузку на людей. Нужно усилить медицинский контроль.
— Понимаю, — кивнула она. — Организую дополнительные обходы в бригадах.
Она повернулась, чтобы уйти, но я осторожно взял ее за руку:
— Маша, дай мне шанс объясниться. Не как начальнику промысла, а как человеку.
Она помедлила, затем тихо произнесла:
— Хорошо. Я подумаю, как нам с вами быть дальше.
Это маленькое обещание согрело сильнее, чем жарко натопленная буржуйка.
Еще через пару дней я раскладывал на столе обновленные планы нефтепровода, когда в штабную палатку без стука вошел Глушков. Его обычно невозмутимое лицо выглядело встревоженным.
— Леонид Иванович, к нам гости. Представители бугульминского райисполкома, партячейки и профсоюза. Четыре человека, едут на розвальнях. Будут через полчаса.
— Неожиданный визит, — я отложил чертежи. — Заранее не предупреждали?
— Никак нет. Охрана на въезде доложила. Говорят, едут разбираться насчет самовольного использования земель и вырубки леса.
Я кивнул, мысленно готовясь к непростому разговору:
— Соберите Рихтера, Лапина и Кудряшова. Организуйте чай, что-нибудь к столу.
Глушков козырнул и вышел. За брезентовой стеной палатки слышались обычные звуки промысла: скрип полозьев, перестук буровых механизмов, голоса рабочих. Мы набирали темп, и любые задержки могли обернуться провалом плана.
Через двадцать минут в палатку вошли Рихтер с Лапиным. Главный инженер выглядел помятым, словно его оторвали от важной работы. Начальник снабжения деловито раскладывал на отдельном столике вяленую рыбу, хлеб и открывал жестяную банку консервов.
— Что будем делать, Леонид Иванович? — Рихтер нервно поглаживал бороду. — У нас все разрешения от наркомата, но с местной властью согласований действительно маловато.
— Будем договариваться, — ответил я, доставая из сейфа папку с документами. — Демонстрировать открытость и подчеркивать выгоды для района.
Звук подъезжающих саней заставил нас прерваться. Глушков ввел в палатку четверых мужчин, румяных от мороза, в тяжелых тулупах, обсыпанных снежной крупой.
Первым вошел крепкий мужчина лет пятидесяти с квадратным подбородком и цепким взглядом из-под кустистых бровей — председатель райисполкома Сабуров Павел Тимофеевич. За ним — худощавый татарин средних лет с аккуратно подстриженной бородкой, представитель комиссии по землепользованию Фаизов Галим Ахметович.
Третьим — молодой человек с комсомольским значком и папкой бумаг под мышкой, секретарь партячейки Бугульминского района Столяров Виктор Павлович. Замыкал процессию грузный мужчина с пышными усами — председатель районного профсоюза нефтяников Карпов Степан Егорович.
— Добро пожаловать, товарищи, — я вышел вперед, протягивая руку. — Краснов Леонид Иванович, руководитель промысла.
Рукопожатия были сухими, официальными. Гости настороженно оглядывали палатку, заставленную картами, чертежами и образцами оборудования.
— Располагайтесь, — я указал на места за столом. — Чай уже готов, погрейтесь с дороги.
— Нам не до чаев, товарищ Краснов, — Сабуров остался стоять, расстегивая тулуп. — У нас серьезные вопросы.
— Тем более стоит обсудить их в комфортной обстановке, — я сохранял доброжелательную улыбку. — Уверяю, мы открыты