Савин, невысокий плотный мужчина с гладко выбритым лицом и пронзительными серыми глазами, критически рассматривал схему.
— Уклон слишком большой, Леонид Иванович, — он постукивал по карте карандашом. — Придется ставить дополнительные компенсаторы на спусках. А это лишний металл, дополнительные сварные швы.
— Другого маршрута нет, — возразил я. — Обходить возвышенность — значит удлинять трассу вдвое.
— Тогда предлагаю изменить конструкцию, — Савин развернул свой чертеж. — Компенсаторы лиры в местах наибольшего уклона, а между ними промежуточные анкеры. Так удержим трубу на склоне даже при температурных колебаниях.
Рихтер с интересом изучал предложенную схему:
— Разумно. Но останется проблема с коррозией внутренних стенок.
— Над этим работает Островский, — я указал на схему химической лаборатории, где последние дни не гас свет. — Его первые образцы защитных покрытий уже проходят испытания.
Мы обсуждали технические детали, когда в палатку вошла Зорина. Порыв ветра растрепал ее русые волосы, а щеки раскраснелись от мороза. Она держала медицинскую сумку, видимо, только что вернулась с обхода.
— Прошу прощения, товарищи, — она остановилась у входа. — Леонид Иванович, нужно обсудить план прививок для строительных бригад. С увеличением численности рабочих возрастает риск эпидемий.
— Конечно, Мария Сергеевна, — я почувствовал, как сердце делает предательский кульбит. — Александр Карлович, продолжайте с товарищем Савиным. Я присоединюсь через полчаса.
Когда мы с Зориной вышли на морозный воздух, между нами повисло странное напряжение. После того утреннего разговора прошел всего день, но каждая встреча словно отдаляла нас друг от друга.
Девушка держалась подчеркнуто официально, избегала оставаться наедине. Что случилось, мы же вроде не ссорились?
— Мне действительно нужно обсудить план прививок, — произнесла она, направляясь к медпункту. — С прибытием новых рабочих риск тифа и дизентерии возрастает.
— Разумеется, — кивнул я, пытаясь поймать ее взгляд. — Но, может быть, сначала выпьем чаю? День выдался холодным.
— У меня много работы, Леонид Иванович, — она впервые за эти дни прямо посмотрела на меня, и в ее глазах читалась какая-то настороженность.
— Маша, что случилось? — спросил я, когда мы поравнялись с пустой бытовкой, где никто не мог нас услышать. — Ты избегаешь меня.
Она остановилась, поправила выбившуюся из-под шапки прядь волос:
— Ничего не случилось. Просто… я слышала некоторые разговоры.
— Разговоры? — я непонимающе нахмурился.
— О вашей… репутации в Москве, — она опустила глаза. — Приехала новая медсестра Полякова. Она работала на Горьковском автомобильном заводе, где вы тоже руководили, знает многих.
Я почувствовал, как холодок пробежал по спине, и вовсе не от мороза. Возможно, моя репутация, оставляла желать лучшего.
Отрывочные сведения из писем, документов и случайных разговоров складывались в образ человека, небрежно относящегося к женщинам. Представляю, какие там слухи ходили о нас с Варварой.
— Маша, послушай…
— Не нужно объяснений, — она покачала головой. — Ваша личная жизнь — это ваше дело. Просто… я не хочу становиться очередным увлечением, о котором забудут, когда экспедиция закончится.
Снежинки, крупные и пушистые, начали падать с серого неба, оседая на ее ресницах. Я хотел объяснить, что тот Краснов и я — совершенно разные люди, но как доказать это девушке?
— Я не тот человек, о котором ты слышала, — только и сказал я. — Люди меняются, Маша.
— Возможно, — в ее голосе слышалось сомнение. — Но сейчас главное — работа. Нам нельзя отвлекаться.
С этими словами она направилась к медпункту, оставив меня стоять под падающим снегом с тяжелым чувством в груди. Сложно строить отношения, когда прошлое другого человека довлеет над тобой.
Глава 20
Стройка
Следующие дни превратились в непрерывную череду организационных мероприятий. Прибывали новые специалисты, доставлялось оборудование, размечалась трасса нефтепровода.
Савин развернул полевую мастерскую, где проводились испытания труб и соединений. Рихтер колдовал над чертежами насосных станций. Кудряшов с бригадой геологов исследовал грунты по трассе, выявляя опасные участки.
— Здесь болото, — докладывал он, указывая на карте проблемные места. — Зимой промерзло, но весной поплывет. Придется делать свайное основание.
— Понадобится лес, много леса, — отмечал Лапин, подсчитывая материалы. — Надо начинать заготовку сейчас, пока морозы.
Я выделил отдельную бригаду лесорубов под руководством опытного уральского плотника Ермолаева. Двадцать крепких мужиков отправились в тайгу рубить сосны и лиственницы для будущих опор трубопровода.
На третий день прибыл первый эшелон с трубами. Разгружали вручную, укладывая штабелями вдоль расчищенной просеки, начало будущей трассы узкоколейки.
— Сталь хорошая, уральская, — одобрительно постукивал по трубам Савин. — Но для нашей сернистой нефти этого недостаточно.
Островский, перепачканный какими-то химикатами, притащил ведро с густой темно-коричневой массой:
— Вот, испытайте покрытие. Смесь бакелитовой смолы с асбестовым наполнителем. При нагревании полимеризуется, образуя прочную защитную пленку.
Савин скептически осмотрел субстанцию, но согласился испытать ее на двух пробных отрезках трубы.
— Сначала на малых образцах проверим, — проворчал он. — А то как бы трубы не забить вашей химией.
— Проверяйте сколько угодно, — пожал плечами Островский. — Но это покрытие выдержало двухнедельное воздействие концентрированной серной кислоты без видимых повреждений.
К вечеру пятого дня после совещания первые пятьсот метров трассы были размечены вешками. Бригада землекопов начала рыть траншею там, где грунт поддавался. В скальных местах пришлось применить динамит. Глухие взрывы разносились по промыслу, распугивая таежное зверье.
На шестой день произошло сразу два события: пришла телеграмма о выделении нам двух сварочных аппаратов от Уралмаша и случилась первая серьезная авария на разметке.
Один из геодезистов, не заметив промоины под снегом, провалился по пояс в ледяную воду. Его быстро вытащили, но к вечеру поднялась температура. Пришлось вызывать Зорину.
Она появилась в бараке, где разместили заболевшего, с медицинской сумкой и решительным выражением лица.
— Воспаление легких, — диагностировала она после осмотра. — Нужно срочно в тепло и лекарства.
Я распорядился выделить печь-буржуйку для обогрева и отправил нарочного в Бугульму за медикаментами.
— Как он? — спросил я, когда мы вышли из барака.
— Жить будет, если не будет осложнений, — ответила Зорина, снимая перчатки. — Но работать сможет не раньше чем через две недели.
Мы стояли на морозе, окруженные заснеженными елями. Из трубы барака вился дымок, окрашенный в розовый цвет заходящим солнцем. Момент казался подходящим для разговора.
— Маша, — начал я. — Насчет того, что ты слышала…
— Леонид Иванович, — она подняла руку, останавливая меня. — Я не имею права осуждать вас. Но и не хочу торопиться. На промысле достаточно сплетен и без того.
— Я не тот человек, которым был в Москве и в Нижнем Новгороде, — произнес я, четко выговаривая каждое слово. — Здесь, среди болот и нефтяных вышек, я нашел настоящего себя. И в этом настоящем ты занимаешь особое место.
Она внимательно посмотрела мне в глаза, словно ища подтверждение искренности:
— Время покажет, — наконец произнесла она. — А сейчас мне пора. Нужно подготовить перевязочные материалы.
Когда она