— После ремонта всем по сто граммов! — объявил я. — И дополнительный паек!
Настроение немного улучшилось, работа пошла живее. Через час мы восстановили и надежно изолировали кабель. Система обогрева заработала, спасая оборудование от промерзания.
— Должно выдержать, — устало произнес Рихтер, складывая инструменты. — Но надо проверять каждый час. При такой температуре возможны новые разрывы.
Состав снова тронулся в путь. Впереди виднелись заснеженные дали. До Арзамаса оставалось еще около семидесяти верст трудного пути.
После ремонта кабеля я вернулся в вагон, наскоро перекусил холодной тушенкой с хлебом и просмотрел маршрутные карты. До Арзамаса путь шел через лесистую местность, что в такую погоду не предвещало ничего хорошего.
Внезапно паровоз дал тревожный гудок. Состав начал резко тормозить, вагоны дернулись, заскрипели тормозные колодки. Выглянув в окно, я увидел, как машинист отчаянно машет фонарем.
На путях, метрах в двухстах впереди, лежали поваленные ветром сосны. Ледяная корка на стволах поблескивала в лучах восходящего солнца.
— Вот тебе и приехали, — мрачно произнес появившийся в купе Лапин. — Три дерева как минимум. И все поперек путей.
Рихтер уже оценивал ситуацию:
— Придется пилить. Вручную.
Из теплушек начали выбираться озябшие рабочие. Ветер пронизывал насквозь, мороз обжигал лица.
— Бригада лесорубов, ко мне! — зычно крикнул Лапин. — Остальным готовить веревки и багры!
Комсомолец Петя Зайцев, молодой монтажник из Коломны, первым взялся за пилу:
— Давайте, товарищи! Нечего стоять, замерзнем!
Его энтузиазм немного взбодрил остальных. Работа закипела. Двуручные пилы вгрызались в промерзшую древесину, топоры стучали, обрубая ветки.
Неожиданно из вагона-кухни появился встревоженный повар:
— Товарищ Краснов! Беда с продовольствием, хлеб на исходе. Из-за всех этих задержек запас кончается раньше расчетного.
Я нахмурился. Продовольственный вопрос мог серьезно осложнить ситуацию.
Среди рабочих поднялся ропот. Особенно недовольны были пожилые:
— Сначала морозим, теперь голодом морить будут…
Но тут вперед выступил Николай Смирнов, молодой секретарь партячейки:
— Товарищи! Мы делаем важное государственное дело! Нельзя раскисать из-за временных трудностей!
Его поддержали комсомольцы. Молодежь работала с удвоенной энергией, подбадривая остальных.
— Бригада Зайцева, навались! — командовал Лапин. — Корпачев, подруби справа! Осторожнее с комлем, не дайте ему скатиться под откос!
Рихтер организовал систему блоков для оттаскивания распиленных стволов:
— Крепите трос выше! И синхронно, раз, два, взяли!
Работа шла уже третий час. Люди выбивались из сил. Я распорядился выдать дополнительный паек:
— По банке тушенки на бригаду! И чай с сахаром!
— Хлеба бы, товарищ Краснов, — робко попросил кто-то из рабочих.
— Хлеб придется поберечь, — твердо ответил я. — Неизвестно, сколько еще задержек впереди.
Смирнов тут же выступил с инициативой:
— Предлагаю партийцам и комсомольцам отказаться от своей доли хлеба в пользу рабочих бригад!
Это предложение немного разрядило обстановку. Работа продолжилась с новой силой.
К полудню мы расчистили наконец путь. Паровоз дал протяжный гудок. Можно двигаться дальше. Измученные, но довольные люди возвращались в теплушки.
— До Арзамаса без остановок, — распорядился я. — Там пополним запасы продовольствия.
Состав медленно тронулся. Впереди снова замелькали заснеженные просторы. Но теперь у меня появилась новая забота. Как сохранить боевой дух экспедиции до конца пути.
Я отозвал повара и заведующего снабжением в сторону:
— Докладывайте подробно, почему возникли проблемы с провиантом?
Заведующий снабжением развернул ведомость:
— Основной запас продовольствия идет отдельным составом, Леонид Иванович. С нами только недельный НЗ, чтобы не перегружать платформы с оборудованием. По плану мы должны были соединиться с продовольственным составом в Арзамасе еще вчера вечером.
— А что с тем составом?
— Последняя телеграмма из Мурома. Они застряли из-за метели где-то под Навашино. Пути замело, расчищают…
Я сверился с картой. Продовольственный состав отстал почти на сутки. Теперь понятно, почему возникли сложности. Мы везли с собой только минимальный запас, рассчитывая на встречу с основным транспортом. Погода спутала все планы.
— Сколько еще продержимся на том, что есть?
Повар почесал затылок:
— День-полтора, если урезать пайки. С хлебом хуже всего. Его много не возьмешь, черствеет. А люди после такой работы на одной тушенке долго не протянут.
Ситуация становилась серьезной. Задержка продовольственного состава могла сорвать все сроки экспедиции.
После разговора с поваром и ответственным за снабжение я отправил срочные телеграммы в Муром и Арзамас, пытаясь выяснить точное местонахождение продовольственного состава. Буря немного стихла, но мороз держался крепкий, около двадцати градусов ниже нуля.
Я как раз просматривал ответные телеграммы в купе, когда снаружи раздался оглушительный хлопок, за которым последовал протяжный свист. Вагон наполнился белесым паром.
— Авария! Котел прорвало! — донесся крик из соседнего вагона-лаборатории.
Выскочив в коридор, я увидел, как из лаборатории валит густой пар. Островский метался между столами, пытаясь спасти приборы:
— Быстрее! Помогите вынести ареометры! И термометры Бекмана!
Рихтер уже был там:
— Заплатка все-таки не выдержала! Давление слишком высокое!
Вагон-лабораторию заполнял горячий пар, оседая каплями на ценном оборудовании. Кудряшов и двое лаборантов спешно упаковывали хрупкие измерительные приборы.
— Осторожнее с хроматографом! — командовал Островский. — Он один такой на всю экспедицию!
Состав пришлось остановить. На платформе с котлом разворачивалась драматическая картина. Из пробоины хлестал пар, металл угрожающе гудел.
— Всем в стороны! — крикнул Рихтер. — Может разорвать в любой момент!
Старый инженер, несмотря на опасность, уже осматривал поврежденный узел:
— Металл устал от перепадов температуры. Заплатка держалась на честном слове…
— Что делать будем? — спросил я. — Без отопления все оборудование замерзнет.
Островский неожиданно оторвался от спасения приборов:
— Александр Карлович! А если использовать тот состав, который я разработал для герметизации буровых труб?
Рихтер задумался:
— Состав на основе эпоксидной смолы? При таком морозе он может не схватиться.
— У меня есть экспериментальный катализатор! — Островский уже рылся в своих запасах. — С ним смола застывает даже при минус тридцати!
Началась лихорадочная работа. Пока механики снижали давление в котле, Островский готовил свою смесь. Рихтер руководил ремонтом, его указания были точны и лаконичны:
— Тщательнее зачищайте металл! Наносите состав ровным слоем! И держите температуру вокруг места ремонта!
Для поддержания нужной температуры пришлось соорудить временное укрытие с паяльными лампами. Работали в две смены. Пока одни грелись в теплушке, другие колдовали над котлом.
Через три часа мы закончили ремонт. Рихтер лично проверял каждый сантиметр нового соединения:
— Давайте пробное давление. Медленно, четверть от рабочего…
Все затаили дыхание. Котел начал гудеть, набирая давление. Новая заплатка, отливающая зеленоватым цветом, держалась.
— Похоже, сработало, — выдохнул Островский. — Теперь нужно выждать час, пока состав наберет полную прочность.
Этот час показался вечностью. Наконец Рихтер дал добро на возобновление движения. Котел работал нормально, но я видел, как напряженно вглядывается старый инженер в показания манометров.
После успешного ремонта котла экспедиция продолжила путь. День клонился к вечеру. Я сидел в купе, просматривая последние телеграммы о продовольственном составе, когда в