Дождь не прекращался, когда наш состав медленно вползал на станцию Муром. Сквозь залитые водой окна можно было разглядеть маневровые пути, переполненные товарными вагонами. Влажный пар клубился вокруг колес, а на платформе сновали фигуры железнодорожников в промокших бушлатах.
Рихтер, нахмурившись, наблюдал за тем, как наш локомотив осторожно маневрирует на мокрых рельсах. Мы вышли на платформу, и тут же на нас обрушился ледяной ветер. Далеко впереди виднелось здание депо, где рабочие латали какие-то старые составы.
— Местные знают что-то, чего не знаем мы, — тихо сказал Островский, указывая на группу железнодорожников, которые переговаривались у вагонов.
Подойдя ближе, я услышал, как один из них, пожилой дежурный по станции, вздохнув, сказал:
— Долго вам тут стоять? Погода портится, с запада надвигается буря.
Я прищурился.
— Насколько серьезная эта буря?
— Дожди еще пару дней будут, но потом ветер сменится, температура резко упадет. Ветры такие, что даже лошадей с ног сбивают, — железнодорожник кивнул в сторону серого неба. — Если у вас есть дела дальше, лучше уходите сейчас.
Рихтер переглянулся со мной.
— Нам надо пополнить запасы воды и угля, — заметил он. — Без этого дальше не уйдем.
Я кивнул. Вскоре рабочие уже загружали в тендер дополнительные запасы угля, а водозаправочный кран наполнял котлы. Железнодорожники помогли нам укрепить заплатку на котле, установленную Островским.
Я задумался. Остановиться здесь означало задержку, но продолжать путь в ухудшающихся условиях тоже риск, причем немалый.
— Двигаемся дальше, — сказал я, принимая решение. — Циклон нас не остановит.
Рихтер вздохнул, но не спорил. Через полчаса, когда паровоз снова дал гудок, мы тронулись в путь. Дождь перешел в ледяную морось, а ветер усилился. Наступала ночь, а навстречу нам шла лютая буря.
Глава 2
Испытание бурей
Паровоз дал протяжный гудок, эхом разнесшийся над ночным Муромом. Колеса медленно завертелись, увозя состав прочь от тускло освещенной станции. В темноте промелькнули последние стрелки, приземистые пакгаузы, одинокая водонапорная башня.
Я стоял в тамбуре, глядя как тают вдали станционные огни. Ветер усиливался с каждой минутой, забрасывая в лицо ледяную крупу. Впереди едва различались платформы с оборудованием, укрытым промасленным брезентом.
В вагон вошел Рихтер, стряхивая с плаща капли воды:
— Температура падает, Леонид Иванович. Скоро начнется обледенение.
Словно в подтверждение его слов, ветер швырнул в окна новый заряд колючей снежной крупы. На стеклах начала появляться тонкая изморозь.
Надо же, сейчас осень, но уже идет снег.
Я взглянул на часы. Половина одиннадцатого. До Арзамаса больше ста верст по одноколейке. В такую погоду путь может занять всю ночь.
Состав начал заметно замедляться. Колеса с трудом цеплялись за обледеневшие рельсы. Из паровоза доносились тревожные гудки. Машинист предупреждал о сложной обстановке.
В тамбур заглянул озябший Кудряшов:
— В лаборатории приборы не выдерживают тряски. Пришлось все дополнительно крепить.
— Как там ваши ареометры? — спросил я.
— Островский укутал их, как младенцев. Но от этой болтанки толку мало.
Снаружи раздался протяжный гудок. Навстречу шел товарный состав, его фонари прорезали снежную круговерть. Машинист отчаянно сигналил.
— Впереди сложный участок! — донесся крик сквозь вой ветра. — Путь обледенел!
Наш паровоз сбавил ход почти до пешего шага. Теперь состав буквально ползал по рельсам. Вагоны раскачивало порывами штормового ветра.
В купе вернулся Рихтер:
— На платформах все покрывается льдом. Брезент смерзается, крепления теряют эластичность.
— Как там заплатка на котле?
— Пока держится. Но я отправил людей подстраховать все узлы. В такой мороз металл становится хрупким.
За окном мелькнул огонек путевой будки. Обходчик размахивал фонарем, подавая тревожные сигналы. В его свете стало видно, как рельсы покрываются ледяной коркой.
Лапин высунулся из соседнего купе:
— Ребята замерзают в теплушках. Печки едва справляются.
— Пусть держатся, — ответил я. — До рассвета нельзя останавливаться.
Новый порыв ветра с такой силой ударил в борт вагона, что тот заметно накренился. С платформ донесся тревожный скрип металла. Мороз делал свое дело.
Я взглянул на термометр за окном. Столбик опустился до минус пятнадцати. А ведь еще вечером было около нуля. Такого резкого похолодания никто не ожидал.
Состав продолжал медленно ползти вперед. Каждый метр пути давался с трудом.
Впереди расстилалась черная пустота ночи, прорезаемая белыми зарядами снега. Нас ждали долгие часы борьбы со стихией.
Ночь прошла в непрерывной борьбе со стихией. Каждый километр давался с огромным трудом.
Состав то останавливался из-за обледенения путей, то едва полз против штормового ветра. Никто в ту ночь не сомкнул глаз. Механики постоянно проверяли оборудование, кочегары без устали работали лопатами, поддерживая давление в паровозном котле.
Рассвет наступил внезапно. Серая мгла на востоке начала светлеть, открывая унылый заснеженный пейзаж.
Ветер немного стих, но мороз усилился. Термометр показывал минус восемнадцать.
Я стоял у окна, рассматривая заиндевевшие платформы, когда в купе ворвался запыхавшийся помощник Рихтера:
— Леонид Иванович! Беда! На третьей платформе силовой кабель лопнул!
Через минуту мы уже спешили вдоль состава. Ноги скользили по обледеневшим мосткам. Рихтер, несмотря на возраст, двигался впереди всех, прижимая к груди ящик с инструментами.
Картина на платформе оказалась удручающей. Силовой кабель, питающий систему обогрева бурового оборудования, лопнул от мороза. Его концы, покрытые ледяной коркой, свисали над путями.
— Без питания все замерзнет намертво, — пробормотал Рихтер, ощупывая разрыв. — Надо срочно восстанавливать.
Закипела работа. Монтажники, закутанные в тулупы, пытались зачистить концы кабеля. Ветер швырял в лица колючий снег, железо обжигало даже сквозь рукавицы.
— Осторожнее! — крикнул Рихтер, когда один из рабочих поскользнулся. — При такой температуре изоляция хрупкая как стекло!
Из теплушки подтянулись еще люди. Кто-то притащил паяльную лампу, но ветер задувал пламя. Пришлось соорудить временное укрытие из брезента.
— Давай сюда соединительную муфту! — командовал Рихтер. — Нет, не эту, бакелитовую! При таком морозе только она выдержит!
Работа шла медленно. От холода немели пальцы, инструменты выскальзывали из рук. Среди рабочих росло недовольство:
— Так всю дорогу придется чинить! — ворчал пожилой монтажник. — До места не дотянем…
— Меньше разговоров! — оборвал его Лапин. — Давай паяльную лампу ближе!
Рихтер работал как одержимый. Его руки, покрасневшие от мороза, точными движениями соединяли провода. Он то и дело протирал запотевшие очки, не прерывая работы.
— Подавайте напряжение! — скомандовал он через полчаса. — Медленно, по чуть-чуть…
Все затаили дыхание. Муфта загудела, нагреваясь. По кабелю пошел ток.
— Держит! — выдохнул Рихтер, вытирая заиндевевший лоб. — Теперь нужно дополнительную изоляцию.
Недовольное ворчание рабочих становилось все громче:
— А говорили — до зимы успеем… Теперь вот железки морозим…
— Кто там умничает? — громыхнул голос Лапина. — А ну за работу!
Я видел, как растет напряжение в бригаде. Холод, усталость, постоянные поломки, все это действовало на людей угнетающе.