Стряхнув с колен стекло, капитан проговорил:
– Вот тебе и последний год службы. Не пригнись я… мы бы с тобой сейчас не разговаривали. Повезло. Уже в который раз! Ну, чего стоишь? Поезжай в следственный изолятор. Не ночевать же нам здесь с арестантами!
Сержант подрагивающей рукой повернул в замке зажигания ключ. Заглохнувший двигатель запустился, и автозак, набирая скорость, пересек площадь Свободы и повернул на широкую улицу Молотова.
– Товарищ капитан, даже не знаю, что на меня нашло. Даже на фронте так не дрейфил, как сейчас.
– Понимаю, служивый, не растолковывай, – устало произнес капитан Сахаров, ощущая нечто похожее. – Сам всю войну прошел, ранен был три раза… На фронте о смерти думаешь как о чем-то обыкновенном. Если убьют… ну, что поделаешь? Значит, так суждено… Сколько до тебя бойцов полегло, уже и не сосчитать, а сколько еще погибнут… А сейчас мирная жизнь, от разрывов снарядов и от свистящих пуль успел давно отвыкнуть… А потому ой как неохота помирать!
Автозак, устремившись по наклонной, ехал в сторону кремля. Метров за триста до белокаменных стен автомобиль притормозил и свернул на неприметную коротенькую и узенькую улочку Красина, в конце которой на крутом склоне реки Казанки возвышался следственный изолятор № 1, расположенный в каких-то полутора километрах от самого центра.
Милицейский фургон остановился перед воротами следственного изолятора, встроенными в шестиметровые стены тюрьмы, где их уже ожидали. Ворота, гремя тоннами металла, медленно распахнулись, приглашая внутрь автомобиль с заключенными. Не скрывая облегчения, капитан громко выдохнул и произнес:
– Кажись, добрались.
Автозак, качнувшись на колее, въехал в здание тюрьмы.
* * *
Вернувшись в распоряжение воинской части, капитан Сахаров, запершись в своем кабинете, принялся писать докладную на имя полковника Елистратова, начальника воинской части 7474 МВД, о произошедшем инциденте.
Не приукрашивая и не упуская драматических деталей, он написал о том, что близ площади Свободы автозаку и конвою пришлось пробиваться через плотную толпу вооруженных людей, настроенных отбить у конвоя подследственных. В результате их действий внешнему виду автомобиля был нанесен значительный ущерб: железными прутьями был помят капот; изрядно поцарапан металлический кузов; прострелены ветровое стекло и оконце грузовика (водитель и он сам чудом не пострадали). Агрессивно настроенная толпа разошлась лишь только после того, как конвойные открыли предупредительный огонь.
Собравшись с мыслями, капитан Сахаров продолжил писать: «Уверен, что налет на автозак был тщательно спланирован и хорошо организован людьми, имевшими боевой опыт. Если бы не решительные действия конвоя, то подследственные могли быть отбиты вооруженной толпой. Совершенно не исключаю того, что при очередной доставке арестованных из зала суда в следственный изолятор может быть предпринята следующая попытка нападения на конвой в пути следования с целью их освобождения. – Аркадий Васильевич размышлял. Подрагивающая ладонь с ручкой застыла над листком бумаги, а потом, макнув перо в чернильницу, он продолжил писать докладную: – В целях недопущения попыток к побегу арестованных и возможности очередного нападения на конвой в пути его следования к залу суда и обратно в следственный изолятор я бы хотел попросить Вас обратиться к трибуналу Приволжского военного округа, чтобы он заканчивал процесс по делу банды Хрипунова в светлое время суток, желательно до 18:00».
Поставив под написанным число и подпись, Аркадий Васильевич понес докладную полковнику Елистратову.
* * *
Завершался последний день Военного трибунала Приволжского военного округа. Судья с осанкой строевого офицера, четко выговаривая каждое слово, зачитал обвиняемым приговор:
– Именем Союза Советских Социалистических Республик, 1950 года, октября 23 и 24 дня, Военный трибунал Приволжского военного округа в закрытом судебном заседании в г. Казани рассмотрел дело и приговорил: Хрипунова Василия Александровича, Петешева Петра Михайловича и Барабаева Александра Михайловича подвергнуть высшей мере социальной защиты – расстрелу, конфисковать все имущество осужденных. Приговор окончательный и кассационному обжалованию не подлежит.
С минуту Хрипунов молчал, осмысливая услышанное, а потом в ярости закричал:
– Я вам всем глотки перегрызу, вы меня еще узнаете! Меня никакие стены не удержат, я сбегу!!!
Глава 52
Я больше никуда не уйду
Дни ожидания тянулись долго. Щелкунов знал, как это делается. Они обычно приходят ночью, быть может, под самое утро, и, не дав как следует попрощаться, увозят в черном воронке.
Все случилось именно так, как он и предполагал. В прохладный июньский вечер раздался стук в дверь. Их было трое – двое ребят и майор Фомин, давний приятель Виталия Викторовича.
– Одевайтесь, – хмуро обронил Фомин, стараясь не встречаться с Виталием Викторовичем взглядом, – мы пришли за вами. – А потом грустно добавил: – Не по своей воле, сам понимаешь…
Майор Щелкунов представлял свою дальнейшую судьбу. Знал, что от воронка, стоявшего у самого подъезда дома, ему предстоит совершить долгий путь в неизвестное…
* * *
Девяносто долгих дней майора Щелкунова содержали в одиночной камере, в которой не было слышно ни звука, ни шороха. Как мальчишка, радовался даже случайно залетевшей мухе. Замирая, часами наблюдал за тем, как она мечется в поисках выхода. Тоже невольница. Кому было здесь хорошо, так это паукам, способным даже среди толстых стен плести паутину.
Виталий Викторович объявил голодовку. Его стали кормить насильно. Пробовал свести счеты с жизнью, но в его камере надзиратели установили дежурство, меняясь через каждые шесть часов. На четвертый месяц в плотной изоляции была прервана брешь – его перевели в общую камеру. Именно здесь Щелкунов узнал печальные новости: многие сотрудники уголовного розыска попали под следствие и получили различные сроки заключения. Валентин Рожнов с началом слушаний сильно занедужил, в результате чего у него отказали ноги. В тюрьму его внесли на руках.
Едва ли не ежедневно Щелкунова выводили на допросы, на которых следователи прокуратуры обвиняли его в превышении власти, в грубейших нарушениях законодательства при расследовании уголовных дел, а также в необоснованных задержаниях и обвинениях.
Следователи проводили очные ставки Виталия Щелкунова с наиболее активными участниками банды: Хрипуновым, Петешевым и Барабаевым, где обвиняемые в один голос утверждали, что к ним при допросах применялись физические меры воздействия, в результате чего они вынуждены были брать на себя преступления, которых не совершали.
Следователи настойчиво пытались вырвать у майора Щелкунова признание в том, что он сознательно нарушал следственные действия, что привело к неправильному толкованию советских законов. Обвиняли в небрежном заполнении протоколов допроса, а также в том, что в них не всегда