Дождавшись утвердительного ответа, сам перенес Анну в ее спальню. Сам же, не доверяя ни одной из горничных, раздел ее и уложил в постель. Изначально он собирался сразу присоединиться к группе дознания, но возникла некоторая заминка. Вильгельм-Август был довольно опытным мужчиной, но опыт в раздевании дам у него был исключительно мужской, весьма далекий от сноровки опытной горничной. От его возни с крючками и завязками, герцогиня Анна проснулась.
- Вильгельм? – Она оглянулась. – Что я здесь делаю?
- А ты не помнишь? – Встревоженно прищурился герцог.
- Помню, что ты поднял знатный переполох. А потом, словно во тьму провалилась.
- И вынырнула только сейчас, - иронично заметил Вильгельм-Август. Потом, опомнившись, спросил. – Как ты себя чувствуешь, Анна?
Герцогиня Анна прислушалась к себе и честно ответила: «Как после чрезмерно веселой пирушки. Пить очень хочется. И голова немного болит. Будь любезен, позови кого-нибудь из моих фрейлин, пусть принесут нюхательные соли».
Герцог в ответ только отрицательно мотнул головой.
- Нет, дорогая, пока дознаватели не выяснят, кто и чем пытался тебя травить, от услуг горничной придется отказаться.
- Вильгельмы, да ты в своем уме? – Брови Анны взметнулись вверх, выражая крайнюю степень возмущения. – Я все-таки – герцогиня. Здоровая или больная, я не могу показаться подданным в таком виде!
- Ты пока никому не можешь показаться, - жестко оборвал ее возмущения Вильгельм-Август. – Пока дознаватели не перетрясут весь твой двор – прислугу, свиту. Всех, одним словом. Так вот, пока дознаватели не будут готовы ручаться за каждого оставшегося в живых после допроса, ни один из этих людей к тебе и близко не подойдет.
- Вильгельм, - Подумав, Анна попыталась зайти с другой стороны, - но столько допросов и проверок – это не одного дня дело. Ты не можешь запереть меня надолго в спальне, потому что слухи пойдут мгновенно. Вплоть до самых диких, вроде того, что мертвую меня заменили двойником под иллюзией или что ты поймал меня на измене и тайком отправил в обитель.
- Ну, по поводу первого любой, хоть священник, хоть маг, скажет тебе, что колдовства, способного полностью изменить внешность человека, не существует. А если бы оно было, то такое мощное влияние не заметить очень сложно. От тебя фонило бы магией до самой столицы.
Герцогиня только развела руками, без слов давая понять, что искать рациональное зерно в городских слухах – только время тратить. В этом герцог был с ней почти согласен. Почти, потому что иногда слухи наводят на очень интересные мысли. Надо только уметь отделить зерна от плевел. Но переубеждать жену он не стал. Просто протянул ей котелок с пивом, кивком поощряя пить.
- Вильгельм – скривилась герцогиня, попробовав, - что за пойло? Оно же еще не выстоялось?
- А, по-моему, очень вкусно, - пожал плечами Вильгельм-Август. – И, главное, безопасно. Пей. В крайнем случае, сработает как рвотное.
- Фу, - Анна манерно наморщила носик, но уже следующий глоток пила с куда большим удовольствием. – Шутки у тебя порой – плебейские. Но да, надо признать, ты прав. Хотя последний раз я пила что-то подобное…
Да не помню уже, сколько мне тогда было. Мы с другими детьми тайком пролезли на кухню, пока кухарка развлекалась с любовником. Ох, и попало же всем тогда от матушки!
- Кстати, о любовниках, - Не поддержал ностальгические воспоминания Аны супруг. - Я думал, мы с тобой уже неоднократно обсудили этот вопрос. Сейчас, когда мы так близки к осуществлению мечты, даже в защищенной от подслушивания спальне Вильгельм-Август старался не говорить напрямую, было бы весьма неразумно с твоей стороны. Ну, ты сама все прекрасно понимаешь.
- Ох, Вильгельм, - Анна снова поморщилась, демонстративно хватаясь за виски. – Конечно, я все понимаю.
Герцог дождался, пока жена допьет содержимое котелка до конца, забрал опустевшую посудину и небрежно поставил на прикроватный столик. Простой кухонный котелок странно смотрелся на мозаичной столешнице, но хозяев столика это сейчас волновало меньше всего.
- А если понимаешь, какого… Зачем вообще это все? Ну, ладно, я понимаю, что ты не осознавала, что творишь и чем это может обернуться. Тебя явно опоили и наши уважаемые медикусы даже подозревают, чем.
Но, Анна, зачем тебя вообще понесло в летнюю резиденцию? Что здесь делать в начале весны? Сплетни создавать? – Не удержался Вильгельм-Август от маленькой колкости в самом конце фразы.
- Ты действительно не понимаешь, - в уголке рта герцогини залегла горькая складка. – Я всего-ишь хотела вырваться из столицы, чтобы от души порадоваться свободе.
Герцог, который убедившись, что с супругой все в порядке, собрался как раз уходить, резко повернулся.
- Какой свободе, Анна? От чего? Мне казалось, тебе нравится быть герцогиней
- О, да-а! – Не сдержала иронии Анна. – Герцогиней мне быть нравится. А вот опальной герцогиней – не очень.
Это у тебя, дорогой мой, есть право выбирать: останешься ты верным бесплодной жене или попытаешь счастья с новой. Запрешь ты меня по-тихому в обитель или со скандалом отошлешь к брату. Готов ли ты ждать чуда и, если да, то как долго. А мне остается только надеяться, что, принимая решение, ты не забудешь посоветоваться со мной. Ты все время носишься со своей этой…
Анна запнулась, в последний момент не рискнув называть имен. Наградой за это был ей одобрительный взгляд мужа. И поощрительный кивок, продолжай, мол. И она продолжила.
- Да, ты, возможно, сам того не замечаешь, но тебя явно больше волнует она. И предполагается, что мне – вообще все равно.
Ты знаешь, Вильгельм, да у меня словно гора с плеч свалилась, когда ты сказал о своем решении. Не будет больше этого бесконечного ожидания, встреч по графику, о которых решаем не мы, а придворные медикусы или астрологи. Не будет унизительных осмотров у медикусов и разочарований, каждый раз, словно впервые. Не будет укрепляющих зелий, от одного запаха которых меня уже мутит. Не будет осуждающих взглядов и шепотков за спиной: «Ну, когда же уже?». И хищных взглядов, которые бросают на тебя эти клуши – мамаши девиц на выданье – тоже не будет.
Вильгельм-Август слушал внимательно. Да уж, не зря говорят, что у трезвого на уме… Со вздохом уточнил.
- Я надеюсь, веселящее зелье тебе, все же, подливали. Не хочется мне верить, что ты могла