— Знаете, господин Линдман, мне надоело стоять и общаться в вашем коридоре. Явно не лучшие условия для нашей беседы.
— Ах да, беседа. Как вы любите это слово, — вновь усмехнулся Кастор, продолжая пребывать в игривом настроении. Испытывать вину он явно перестал. — Согласен, в коридоре не очень удобно. Неужели все-таки намекаете на то, чтобы перебраться на кухню, и на чай с печеньками? Вы в прошлый раз так и не предложили, когда мы беседовали, — на последнем слове он сделал особый акцент, — а я могу предложить.
Как бы Кастор ни пытался разрядить обстановку, Ивене становилось только хуже. Будто опять какой-то груз лег на душу. Маг ведет себя так, будто она просто обычная девушка, которая пришла к нему в гости. Или он делает это специально, как бы издеваясь? Разве может маг проявлять дружелюбие к инквизитору и заигрывать? Наверняка только ради собственного самоутверждения.
— На данный момент лучше предложите это своей племяннице.
Именно в эту минуту Тея осторожно выглянула из кухни, глядя на двух взрослых. Ивене вспомнилось, как бережно Кастор обращался с ней, как она испугалась. Вновь стало неловко и возникло чувство, что она здесь лишняя.
— Считайте, что на сегодня разговор закончен, — подытожила Ивена, — но впредь попрошу быть ответственнее, следить за ребенком и за телефоном. До встречи, господин Линдман.
— До свидания, госпожа Ноттен.
Она быстро вышла. Настроение сделалось самым паршивым. Спешным шагом Ивена вернулась к машине, открыла дверь, села и резко ее захлопнула. Морис, который в это время мирно курил сигарету, вздрогнул и уставился на коллегу.
— А где маг? — поинтересовался он, выпуская дым.
— Нянькой заделался. Заводи уже машину и двигаем обратно. — Ивена дергано пристегнулась.
— Не понял. — Морис продолжал смотреть недоуменно. — Нянькой? Ты его с собой не потащила, что ли?
Ивена повернула голову к Морису и бросила раздраженный взгляд.
— А ты видишь его здесь? Нет? Значит, не потащила. А сил невидимости вроде как не существует, по крайней мере, не обнаружены еще. Так что перестань спрашивать меня о глупостях. И так время потратили, еще и болтаем без толку. И хватит уже курить, надоело! Вся твоим дымом провоняю!
Никогда ранее Ивена не разговаривала с Морисом подобным грубым тоном. Она часто могла поворчать, но это не воспринималось серьезно, и Морис любил по этому поводу шутить, пытаясь поднять настроение себе и Ивене.
— Да ладно, чего взъелась-то, ворчунья? — Морис выставил руки перед собой, после чего завел машину. — У тебя месячные начались, что ли? Конфетку съешь, может, успокоишься. Хоть сразу всю пачку, а то еще кусаться и драться начнешь.
В этот раз Ивена не посмеялась, но и ничего не ответила, лишь попыталась усмирить свой пыл. Ехали они молча. Морис не стал дальше беспокоить Ивену, а включил свою любимую музыку.
Ивена сама толком не понимала, что ее так сильно вывело из себя, и она начала в голове это анализировать. Больше всего злили не заигрывания Линдмана, не то, что он не смог прийти на допрос, а то, что Ивена уловила искру симпатии к нему. Ей понравилось, как он общался с ребенком, понравились его честность, открытость и какая-то простота, и эти непрошеные чувства грызли изнутри. Она знала, что обязана быть еще жестче, не должна сочувствовать магу, и уж тем более не должна позволять ему разговаривать с ней подобным образом. Знала и корила себя за то, что не может. Общение с Кастором что-то всколыхнуло в душе, и это переворачивало привычное представление о магах.
Маги порой умеют хорошо манипулировать, пытаясь вызвать жалость или вину у самих инквизиторов. И у Ивены эта вина все больше росла. Только вот действительно ли дело в манипуляции? Или маг в чем-то прав? В голове эхом раздавались его слова о том, что магия может быть направлена во благо, может кого-то спасти. Вероятно, некоторые люди допускают такое, но никто не говорит в открытую. Так не принято. Так думать грешно.
Но Ивена думала. А еще снова вспомнила слова начальника о том, что было бы неплохо казнить этого мага, вспомнила маленькую девочку, ее испуганные глаза. «Тебя что, эта тетя заберет?». А если бы она забрала? Если бы его приговорили к казни, как бы кроха это пережила?
Закрыв глаза, Ивена начала глубоко дышать, пытаясь утихомирить свои эмоции. Не зря их учили, что не стоит инквизиторам проникать на личную территорию мага и общаться с ним там, это может вызвать неподобающие чувства по отношению к нему и привязанность.
— Может, это было специально подстроено? — произнесла Ивена себе под нос.
— Ты о чем? — спросил Морис, делая музыку чуть тише.
Ивена задумалась, стоит ли говорить, но все-таки решилась. Может, это прогонит ее наваждение? Может, Морис приведет ее мысли в порядок?
— Да я об этом Линдмане. Он сказал, что отправлял сообщение, будто не сможет прийти на допрос из-за своей племянницы. Ему ее сестра привезла. У меня никакого сообщения не было, и он сказал, что это девочка его случайно стерла из диалога, а телефон выключила. Девочка еще так на меня смотрела, словно я враг народа, потому что дядьку ее хочу забрать.
Ивене вновь стало обидно и горько, что ее так восприняли, но она продолжила:
— И я же поверила в это. А сейчас думаю: может, это специально? Вдруг он… Ну… Подговорил девочку, чтобы попытаться меня растрогать и вызвать чувство вины, манипулировал, чтобы и на допрос не идти?
— Да по-любому так и есть, — уверенно воскликнул Морис, словно это вполне очевидный факт. — Или ты вдруг возомнила, что маги честные? Да был бы он такой, то заявился бы давно к нам, а он мало того, что скрывался, так еще и с места преступления сбежал. Ты из-за него так загрузилась?
— Не люблю, когда меня заставляют в чем-то сомневаться.
— Так ты и не сомневайся, тут даже думать не о чем. Очевидно, он просто издевается над тобой. Захотел выставить себя героем, а после попытался сделать так, чтобы ты прониклась к нему сочувствием. Чистой воды манипуляция. Так что на следующем допросе я бы на твоем месте в такой угол его загнал, чтобы он даже слово «магия» произносить боялся.
Ивена посмотрела на Мориса. Простой, хороший, веселый парень, готовый всегда прийти на помощь, поддержать, поднять настроение. Может ли он быть неправ в данной ситуации? Ответ в голове прозвучал сам. Может. Задумывался ли он когда-нибудь хоть на секунду о