Фигура Адель была странной, даже непривычной, оттого не менее интересной. Широкие низкие бёдра и не длинные, но красивые ноги делали её походку какой-то застенчивой и в то же время уютно-домашней. Только сейчас Егоров понял, как наскучили ему пафосные городские мамзели, богемные писательницы и прочий серпентарий. Что медсестра на «Тавде», что Адель настолько разительно отличались от предыдущих объектов его симпатии, что он сам удивлялся. Не то ближе к середине жизни начинаешь лучше понимать женщин, не то вдали от центральных регионов начинает тянуть на сельскую экзотику — понять он не мог. Да и не пытался, не оставляя, впрочем, лёгкую настороженность.
В обед, когда Егоров колдовал с поэтизатором и пытался разговорить кота, Адель снова заглянула к нему в комнатку.
— Вы в курсе, что на Ишиме-1 после моего репортажа открыли счёт, чтобы собрать средства на вашу дорогу обратно? Завтра к вам приедут и расскажут.
— Нет, не в курсе. И что, много собрали?
— Думаю, хватит! Соберут! Даже двоим хватит! — глаза девушки радостно блестели. Она почувствовала, что сболтнула что-то лишнее, и поправилась. — Ну, я не в том смысле… то есть, если вам вдруг надо в два раза дальше, чем до Перми.
— Не знаю, не знаю. А если я вдруг решу остаться здесь? На станции или на Ишиме-один?
Адель растерялась.
— Даже не знаю… Оставайтесь, конечно, мы вам всем будем рады. Я чуть не забыла, вас снова позвали выступить. В нашем клубе техников и матросов. На этот раз собираются сделать с билетами. Пойдёте? Если что, я могу сказать, что вам тяжело.
Леонид не стал халтурить и выступил ещё один раз. Решил не мелочиться и от собранных билетов отказался. Выступление в этот раз чуть не сорвалось — Берсерк, выполнявший роль поэтизатора, долго не хотел успокаиваться и чуть не убежал из помещения. Потом кто-то принёс куски строганины, кота накормили, он улёгся, и выступление продолжилось.
В конце выступления в комнату вошёл тучный мужчина, сопровождаемый худым парнем с импульсником.
— Здравствуйте, Сфен Леонтьевич, — немного испуганно поздоровалась Адель и отошла в сторону.
Все почтительно замолчали. Егоров вспомнил, что именно так звали местного правителя. Представляя вождя шаманистского племени, Егоров рисовал в воображении седого, но сурового старика в шкурах, сидящего на скамье в окружении похожих на него старейшин. Как часто бывает, ожидаемый образ и внешность далеко разошлись друг от друга. Только глаза, черты лица говорили о происхождении, а одет вождь был вполне прилично и современно — в кожаный костюм с голографическими вставками на воротнике.
Выглядел местный правитель слегка растеряно. Когда Егоров дочитал последние строчки, и народ стал расходиться, вождь подошёл, нагнулся, погладил кота. Берсерк фыркнул и спрятался за ногу Леонида. Сфен Леонтьевич поманил Леонида в сторонку, за ширму.
— Слышал о вашей судьбе и о ваших выступлениях. Завтра сюда приедут репортёры из Ишима и Тюмени и пара человек из департамента культуры. Мы вам очень благодарны за те мероприятия, которые проводите. Только, прощу прощения, в бюджете не предусмотрены траты на оплату ваших… услуг. Знаете, наверное, каково…
— Не продолжайте. Всё понимаю. Ни на что не претендую.
— У меня к вам небольшая, прощу прощения, просьба. Стыдно о таком просить. Не могли бы вы пару слов сказать о восстановлении станции? У нас второй блок законсервирован. Реконструировать начнут не раньше следующей осени. А людям негде жить, скоту негде питаться. Сейчас все уцелевшие табуны перегнаны в два других блока, где медленный рост травы. Весна откладывается, круговорот воды нарушен. Из-за нехватки травы начнут помирать мамонты. Вы не откажитесь?
— Не откажусь. Конечно же, не откажусь.
Егоров закрыл Берсерка в своей комнатке и пошёл ужинать в кафе — то самое, где у него брали интервью. Адель пришла и села сбоку, ковыряя вилкой кашу. Молчала, грустно глядела в окно.
— Скажите, о чём вы мечтаете? О чём мечтают местные девушки? — вопрос Леонида прозвучал как провокационный, и ответ на него предполагался такой же.
— Даже не знаю. В принца на белом коне я уже не верю. На Питер хочется. В Инспекцию. Я много про него читала и смотрела. Очень красивая архитектура.
Егоров вздохнул, мысленно прибавляя к счётчику желающих улететь на Питер знакомых девушек ещё одну единичку.
— А что мешает?
— Не знаю. Много всего. Родные, племя, работа. А вы о чём мечтаете? Ну, кроме того, чтобы найти яхту? Или это единственное?
Они посмеялись.
— Стыдно говорить, но последние пару лет всё мечтал прилично заработать. Сам виноват, сам так выбрал, ведь когда-то неплохо получал. Вот что-то плохо получается.
Он сам не знал, зачем ответил честно. Во взгляде девушки прочиталась разочарованность. Не то, чтобы сокрушительная, но образ меркантильного халтурщика никак не вязался с образом поэта.
— Но неужели деньги так важны? Дедушка говорит, что деньги — всего лишь молоток в руках того, кто забивает гвозди в свою цель. Коммунисты вон вообще скоро будут жить без денег, а в Орденах Инспекции уже живут.
— Наверное, важны. Наверное, всего лишь инструмент, это правда. Наверное, не о том мечтаю. Если мыслить шире, то за время путешествия мне другого захотелось.
— Чего? — глаза Адель вспыхнули, и без того румяные щёки загорелись ещё сильнее.
— Я насмотрелся на то, как одни люди не любят других. Просто ненавидят. Бывало, корабль в пару сотен человек — и всё равно все поделены на несколько враждующих лагерей. Техники не любят моряков, менеджеров не любят и те и другие, и так далее. Или взять с народностями. Челябинцы не любят Суздаль, УСП не любит Бессарабию, Новый Иерусалим…
— Не продолжайте, я поняла. То есть вы за единство и мир во всём мире?
— Это снова интервью? — улыбнулся Егоров. — Да, пусть так. Хотя бы в нашем Секторе. Против нас Альянс, Тайвань-Тайландское Сопряжение, Срединная Федерация пусть и далека и дружелюбна — тоже очень мощный возможный противник. Пираты, бандитские флота… Но бесполезно это всё! Не получится.