Я все еще неуверенно чувствую себя с дочкой — все время кажется, что я где-то лажаю. То мультик не видел, то песни не слышал.
Ангелина та все знает. Но моя меньшая девочка прощает мне все проебы, и мелкие, и крупные, в отличие от большой.
Я признаю за ней право ненавидеть меня до конца моих дней. Но стоит представить, что они завтра соберутся и уедут в другой город, делается так хуево, что не передать.
Будто сердце у меня из груди выдирают.
Так уже было. Точно так болело, когда я поверил в предательство Ангела. Теперь мне предстоит жрать последствия предательства собственного.
И я на все готов. Правда, на все, кроме одного.
Я не могу снова их потерять.
Лучше сдохнуть.
Но где-то там на небесах надо мной сжалились, и Ангелина сегодня объявила, что согласна пожить в квартире, которую я для них снял.
— Временно, Демьян, — предупредила, сверкая глазищами, — пока Миланка окончательно не выздоровеет. Потом мы уедем.
Пусть говорит. Я со всем соглашаюсь. Лишь бы не передумала.
Вопрос моего совместного с ними проживания не поднимался, но Ангел ясно сказала, что я могу приходить к Миланке, когда захочу. Время суток при этом не уточняла, а я абсолютно точно захочу видеть своего ребенка каждый вечер и каждое утро.
Забираю дочку, чтобы Ангелина с помощью моей домработницы смогла сложить вещи. Мы с моим кудрявым клопом едем в офис. Усаживаю малышку на колени, даю лист бумаги и маркеры.
— Радость моя, ты пока порисуй, а я поработаю. Потом поедем с тобой смотреть мультики и есть самые вкусные пирожные.
— Я тебя наисую, — обещает мой ребенок, чмокая меня в щеку.
Я уже мог бы и привыкнуть, но пока каждый раз растекаюсь гребаной лужей. В такие моменты у меня можно вымутить что угодно. Хорошо, никто об этом пока не догадался и не пользуется.
Отвлекает звонок от охранника Данила, которого я оставил за старшего.
— Демьян Андреевич, здесь Наталья Литвина. Она попросила Ангелину с ней поговорить. Мы хотели оттеснить, Ангелина не позволила.
— И где они сейчас? — хмурюсь, придерживая дочку, которая старательно разукрашивает долговязую фигуру на листке бумаги.
Подозреваю, что это я, поскольку фигура изображена в условных брюках. И волос нет, на голове редкая травка.
— Разговаривают. Ребята следят, чтобы ситуация не вышла из-под контроля.
— Хорошо. Пусть следят. Доложишься потом.
— Папа, смотли, — Миланка протягивает мне листок. — Это ты! Похоз?
— Вылитый я, — киваю, разглядывая рисунок. — Давай его подпишем? Чтобы все знали, что это твой папа.
— Дай, я исце сибя налисую, — отбирает рисунок дочка.
Смотрю, как она пририсовывает рядом с мужиком маленькую фигурку в треугольном платье и спиральками волос на голове.
Я ждал, что мать Артура придет о нем просить, но не думал, что она посмеет соваться к Ангелине. Зря она это сделала, придется навестить родителей бывшего друга. Но сначала поговорю с Ангелиной.
Мы с Миланкой прикрепляем ее рисунок к постеру, где изображены оригиналы, и я прямо ощущаю, как взлетаю до высот в глазах дочки.
Ей важно, чтобы я хвалил. Чтобы я высоко оценивал ее достижения, даже если это простой рисунок, нарисованный офисными маркерами.
Надо взять на заметку. Знать бы еще, как подкатить к ее холодной и неприступной маме, было бы вообще заебись.
Может, для начала спросить, что купить к ужину? Пусть привыкает, что я если и не самая любимая, то как минимум неотъемлемая часть ее вечеров.
Но Ангелина удивляет.
— Ничего не нужно, я уже готовлю ужин, — замолкает ненадолго, слышно, как мучительно колеблется.
Я точно знаю, что Ангелина не пытается меня завлечь. Просто она воспитанная девочка, которая считает, что раз я приперся к ней домой, значит я гость. А гостя положено накормить, даже если он полный гондон.
Но ей настолько неприятно меня видеть, что она не решается предложить.
Похуй, я не гордый. Сам спрошу.
— Ты на меня тоже рассчитывала, или мне привезти ребенка, а самому поужинать в другом месте?
— Рассчитывала.
— Ок, едем.
По дороге заезжаем с малышкой в кондитерскую. Покупаю Ангелу ее любимые эклеры, а Миланке зефир и мармеладного мишку.
Ступаю на порог, вдыхаю запах тепла, уюта, вкусной еды и любимой женщины. Хочется ее обнять, зарыться лицом в собранные на затылке волосы. Прижаться губами к нежной шее.
Но все это мне пока не светит.
— Как думаешь, чем мама нас сегодня накормит? — спрашиваю у дочки.
Она морщит лобик и разводит руками.
— Не знаю!
— На ужин рис с курицей и салат, — Ангелина выходит навстречу, они с Миланкой обнимаются.
Сука, как все оказывается просто. Семья это когда ты любишь. И тебя любят.
Насчет Ангела вопрос, а то, что дочка меня обожает, факт. И это уже половина дела.
— Мойте руки и за стол, — Ангелина говорит как бы всем, но смотрит на Миланку. Наш ребенок бежит в ванную, а я придерживаю Ангела за локоть.
— Я знаю, что с тобой говорила Литвина. Если хочешь меня о чем-то спросить, лучше спроси. Ничего не надумывай, слышишь?
— И ты скажешь правду?
Она сглатывает, отводит глаза. Беру за плечи, разворачиваю к себе, встряхиваю.
— Да, Ангелина, скажу. Ты просто спроси, не молчи.
Ангел поднимает большие глаза, блестящие как промытые стекла.
— Хорошо, Демьян.
Глава 30
Ангелина
Весь оставшийся вечер Демьян проводит с дочкой. Они играют, дурачатся, смотрят мультик, лежа в гостиной на диване. Демьян даже засыпает, поселяя во мне призрачную надежду, что удастся избежать неприятного разговора.
Неприятного, необязательного, но неизбежного.
Демьян прав. Или я должна задать в конце концов эти вопросы, или больше никогда его не спрашивать.
Может в самом деле так сделать?
Просто абстрагироваться и не влезать в его отношения с бывшими друзьями, бывшей женой и матерью. Он ведь даже не мой мужчина.
Это так заманчиво, что я чуть было не соблазняюсь.
Прячусь сначала в кухне, складывая в посудомойку посуду после ужина. Потом в гардеробной, раскладывая вещи.
Но когда в гостиной слышится низкий мужской голос, понимаю, что нет. Я так не смогу, я продолжу вести с ним в своей голове бесконечные диалоги. Так что лучше будет нам сегодня поговорить.
— Доченька, давай умываться, пора ложиться спать, — забираю малышку и увожу ее в ванную.
Демьян забирает у меня завернутую в