— Я-то объясню, да боюсь, никто не поймёт, — намекнул я на слабое развитие науки. — Я хоть и сам, как ты говоришь, большой выдумщик, но людей бы мне учёных.
— Ну, дык у тебя же теперь лодка летающая есть. Полетай по городам, где университеты имеются, да завербуй студентов, что летом выпускаться будут, — выдал умную мысль дед. — Именитых учёных ты всё равно к себе не сманишь, а некоторые бывшие студиозы возможно и согласятся к тебе в имение поехать работать.
— И где у нас ближайшие университеты?
— Да хотя бы в Дерпте, — после некоторого размышления выдал Пётр Абрамович. — От Пскова до него по дороге менее двухсот вёрст, а тебе так вообще раз плюнуть до него добраться.
Интересную идею пополнения кадров подкинул Пётр Абрамович. Как говорится, нужно с ней переспать.
— Князь, а когда в Москву планируешь выезжать? — решил я выяснить ближайшие планы деда. — На днях?
— А что в Москве на Новый год делать? — задал встречный вопрос старик. — Все будут заняты празднованием вплоть до Крещения Господня. Так что после Крещения и двинем. С нами поедешь или на своей лодке полетишь?
— Полечу, — кивнул я. — Могу и вас троих подкинуть.
— Э, нет, — чуть не поперхнулся слюной дед. — Я как-нибудь на санях доберусь. Петьку с собой возьми, а то он по своей купчихе московской сохнет. Пока мы в столице были, так он часами с ней по артефакту связи калякал да ворковал.
— Всё так серьёзно? — сделал я удивлённое лицо.
Я, конечно, не сваха, но приятно считать себя причастным к образовавшимся отношениям между дядей и Катериной Матвеевной. А если они выльются в нечто больше, чем телефонный роман, так я только рад буду.
* * *
Григорий Харлампиевич Песьяцкий, тот самый купец-старовер, что открыл свою лавку у меня в Велье и успешно выполняет мои заказы на поставку зерна и муки, приехал не вовремя.
Тут у меня здоровенную ёлку посреди площади устанавливают, а так как работа эта для пейзан незнакомая, то приходится мне следить за процессом. Не дай Бог завалят и ветки поломают, а то и вовсе так закрепят, что она рухнет посреди праздника. Но нет, при Божьей помощи и чьей-то матери дюжина мужиков с задачей справилась.
С купцом прямо на улице обговорил следующие свои заказы. Сумел его удивить, когда разговор про сотню — другую кроликов завёл. А что тут такого — мне Алёна Вадимовна скоро мозг проест насчёт школьных обедов. Так что похлёбка с диетической крольчатиной юным школярам лишь на пользу пойдёт.
Кстати, впервые услышал, как мужики ругаются матом. Удивился, но мой тульпа меня заверил, что даже в берестяных грамотах уже применялись матерные слова, а Пётр Первый и вовсе в некоторых резолюциях, собственноручно накладываемых им на прошения, не скупился на матерные выражения. И у каждой нации есть свой почитаемый литератор, «наше всё», писавший, объединяя и народные и официальные слова, а по сути дела утвердивший новые правила единого национального языка. В Англии — Шекспир, у нас конечно же — Александр Сергеевич Пушкин!
— Александр Сергеевич, а что если и вам что-то этакое забабахать? С матерками! — проявил инициативу Серёга.
— Я тебе забабахаю! — тут же вызверилась на него внезапно появившаяся Алёна Вадимовна, — У нас ещё школьная программа даже не начата толком!
— Нет, а что такого-то? Русский язык всякий нужен, а раз Пушкин у нас светоч языка, то не надо его каким-то однобоким выставлять. Это вам, женщинам, «томления в груди, смятение чувств и порывы страстные» подавай. А как же командный матерный? Без него и половины побед никогда бы не состоялось. Недаром поэты — матерщинники всегда самыми популярными в России были. Тот же Лермонтов, Есенин, Маяковский — их все знают. А много ли других поэтов известно, у которых одни красивенькие сюси — пуси в стихах?
— Не было у Пушкина мата, — строго сказала Алёна Вадимовна, но немного подумав, уже менее уверенно добавила, — Почти не было.
— Алёна Вадимовна, вы лучше не спорьте о том, чего не ведаете. У нас взводный всю матерщину Пушкина наизусть знал. И не только его, но и других поэтов, в частности, Баркова. Так что мне довелось послушать и знаете, что я вам скажу — хорошая штука ваша поэзия! Когда после боя услышишь что-то этакое, с перчинкой и огоньком, то поневоле отпускает. Впрочем, вам меня не понять. Не бывали вы под артобстрелом, — огорчённо махнул тульпа рукой, прежде, чем исчезнуть.
— Нет, ну вы слышали! — обернулась к нам Алёна, отыгрывая образ строгой учительницы.
Виктор Иванович озабоченно поглядел на небо, и пропал, успев заявить, что у него появились срочные дела, а я лишь плечами пожал, стараясь сохранять нейтралитет.
Мне ещё скандалов меж своими воображаемыми персонажами не хватало! Расскажи кому — засмеют. А начни объяснять, что конфликт у моих галлюцинаций возник по поводу расхождения взглядов на поэзию, так и вовсе в идиоты запишут.
Я всё таки сумел отговориться. Купец ждёт. А мне ещё сотню — другую кроликов и кур надо заказать. Школьные обеды из ничего сами себя не сварят. Пойду чек ему выпишу. Аванс на следующие заказы.
* * *
— Виктор Иванович, что мы знаем о Москве тысяча восемьсот восемнадцатого года? — призвал я своего тульпу — энциклопедиста, — Меня производство интересует.
— Да какое там производство, — скривился мой консультант, — Если верить «Ведомостям о мануфактурах», от тысяча восемьсот шестнадцатого года, то девяносто четыре процента рабочих Москвы было занято в текстильной промышленности. С заметным преобладанием в хлопчатобумажном и шёлковом производствах. Крепостных нет, приписных всего пятьсот восемнадцать, а вот вольнонаёмных почти двадцать семь тысяч, — привёл мне тульпа скупые строки статистики тех лет, — Из шестидесяти шести мануфактур — сорок девять купеческих, три дворянских, восемь крестьянских и шесть принадлежат иностранцам.
— Угу, купечество рулит, — мысленно сделал я себе пометку, не преминув её озвучить.
— Если смотреть по количеству работников, то да, купцы впереди всех, и выглядят очень убедительно, — подтвердил тульпа, — На шести самых крупных мануфактурах работает больше десяти тысяч человек. Но когда мы говорим о вольнонаёмных рабочих, то разумеем под ними таких работников, которые не были крепостными владельца мануфактуры