Уверенность мастера – это несколько не то, что бурная радость неофита. К концу пути начинаешь понимать, что настоящих читателей единицы, читателей, которые находятся на твоей волне и ловят именно то, что ты хотел передать, все краски, тонкости и нюансы. Остальной же массе поклонников – назовем их так, по-старому – важно быть причастными к известному лицу, они нетребовательны и задают от раза к разу одни и те же вопросы. И если учесть, что от выступления к выступлению приходится читать одни и те же всеми любимые стихи, отвечать на одни и те же набившие оскомину вопросы, а новые тексты вызывают опасливую настороженность или восторженное, на грани всеядности, приятие – то оказывается, что поэтическая слава не сильно отличается от славы любой эстрадной звезды.
Например, тот же любимый большинством Высоцкий, до сих пор не теряющий свои позиции, под конец жизни серьезно задумывался о смене амплуа – как актер он себя, в общем-то, реализовал, как поэт – тоже, был более чем востребован как автор-исполнитель. Непокоренным был Союз писателей, но на пути встали друзья-поэты (да, те самые с узнаваемыми авторскими интонациями шестидесятники мешали всесоюзно обожаемому барду вступить в СП) – да и надо было все-таки показать свою лояльность правящей партии, без этого никуда – и ВС, бесспорно, допустили бы до изобильной писательской кормушки. А выступления… на каждом концерте ему присылали записки с одними и теми же вопросами – и совершенно точно известно, что эти вопросы были в основном не о творческих планах.
Но это так, лирическое отступление. Речь о том, что после определенного срока мастерство заводит в тупик, в том числе и читательский. И выход из этого тупика один, причем торить его надо заранее – сохранив авторскую интонацию, не бояться экспериментировать в рамках личного совершенства, и не бояться реакции публики.
Тут, собственно, всего два варианта развития событий – либо автор работает в поле вкусов публики, получая от этого массу бонусов, в том числе вполне материальных, либо старается приучить публику к своему взгляду на поэзию, к своим экспериментам, к своей воле, если хотите. Это гораздо сложнее, но позволяет не выгореть, взяв пик мастерства, позволяет расширять границы прекрасного у читателя, позволяет сохранить творческую свободу.
Для этого нужно не так уж и много – осознав свои отличительные черты, использовать в работе над текстом не только их.
Современным мастером, обладающим выраженным поэтическим голосом, узнаваемым и самобытным, является и Юрий Поляков. В его книге «Времена жизни», составленной из стихов и очерков о поэзии, читатель может найти абсолютно все виды стилей и форм – от лирики до самой едкой сатиры, от философских размышлений зрелого человека до ученических работ, с которых все и начиналось. Эта книга – отражение сложного пути пишущего человека и пример того, как начинающий поэт может – да и должен – работать над словом. Конечно, у каждого свой путь, но многие вещи проще узнать от мастеров, нежели бесконечно набивать свои собственные шишки. К примеру, если у вас склонность к каламбурным рифмам, начать использовать все что угодно, кроме каламбурных. И, конечно, кроме глагольных – это вообще моветон, позволительный только графоманам или гениям.
У первых глагольные рифмы только подчеркивают убогость исполнения и слабость пишущего, у вторых они нечасты и незаметны, то есть высокое качество стиха позволяет не акцентировать внимание на глаголах. Это, кстати, большая редкость, в основном глагольными рифмами пользуются исключительно графоманы благодаря их доступности.
Можно сделать и по-другому – использовать одни глагольные рифмы, но так, чтобы не вызвать у грамотного читателя отторжения. На моей памяти это не удавалось никому.
Занятно звучит, но такая работа подобна спорту – когда тренер находит слабые места у ученика и делает все, чтобы исправить ситуацию.
В современном мире моментальной доступности в желающих стать учителем недостатка нет, еще больше желающих под видом обучения опустошить ваш кошелек (запросы на оплату зависят только от наглости тренера, от его раскрученности и так далее. Опять же – раскрученность не тождественна мастерству, но ничему обучить они вас не могут.
То есть если вы прошли период эпигонства, если вы преодолели соблазн использовать всеми любимые стереотипы, если вас судьба наградила узнаваемым слогом, от которого невозможно избавиться – самое время приучить себя к техническому разнообразию.
Точнее можно сказать так: к разнообразию поэтических техник, исключая верлибры – там никакой техники и не требуется. А если говорить совсем уж точно – то к одной из двух существующих техник стихосложения, которые будут вам доступны. Прошу обратить внимание, что говорю я далеко не про силлабо-тонику, все гораздо проще и одновременно гораздо сложнее.
И, не удивляйтесь: вернемся мы к тому, с чего начали – то есть к поэзии речевой, вербальной, если хотите, или стихам прямой речи, и поэзии образной.
Глава 3. Потный вал вдохновенья
Мне, честно говоря, до сих пор – хотя стихи я пишу тридцать лет – не совсем понятно, что это такое, откуда взялось и для чего существует.
Эстетическое наслаждение? Полноте, господа. Интернет обнажил читательскую суть – в общем, им все равно, чем восхищаться, от любой поделки у них ком в горле и бабочки в животе (вот великий человек сценарист «Леона», смог же выдумать обаявший всех дам шаблон. Это надо суметь).
Радость творчества? Наверное, да, но тут скорее радость преодоления – ради интереса попробуйте написать что-то стоящее. Просто талантливый стих (простите, Галина Ивановна, я знаю, что стих – это строка), хотя бы в самом деле всего лишь одну строчку.
Получиться? Конечно, нет. В самом лучшем случае из-под вашего изгрызенного пера выльется нечто кособокое и нечленораздельное, и замечательно, если вы это поймете. Вы будете сидеть и черкать, менять, вымарывать целые куски – в итоге от начального варианта вообще ничего не останется, а то, что получилось, будет вызывать у вас недоумение. Вы же не этого хотели.
Это одно из интересных свойств поэзии – четко сформулировать свои мысли, украсить их образами, огранить подходящим размером и рифмами может далеко не каждый, обычно эти способности приходят с годами. А вот вначале практически никто не знает, куда его заведет кривая. Больше вам скажу – я сам могу только определить тему и использовать какие-то детали, но я не способен угадать