Охотник поднял руку.
— О, новенький. Думаете, у вас получится? Что же — уважаю вашу смелость. Приступайте.
Захар взял белый кусочек и в одно движение начертил идеально точную и гармоничную связь аж между четырьмя стихиями — Огнем, Водой, Землей и Светом. Матрица мгновенно обработала массив накопленных в библиотеке данных и выдала формулу, которой позавидовали бы даже магистры, не говоря уже о едва поступивших студентах. Но пришелец не нашел в ней ничего сложного — вживленный компьютер мог решать куда более сложные задачи.
Ректор долго смотрел на запись поверх очков. Затем хмыкнул и с недоверием покачал головой.
— Какой необычный метод. Кто обучил вас этому стилю? Впрочем, можете не отвечать. Сомневаюсь, что из заклинания получится хоть что-нибудь стоящее, но все же попробую его прочитать.
Он еще раз сверился с записью и взмахнул руками. Сей же миг меж ними вспыхнул изумительной красоты кинжал с эфесом из алмаза, золотой сердцевиной клинка, огненным лезвием и ледяной гардой, что защищала кожу от нестерпимого жара.
— Удивительно, — Афанасий Ведославович повертел оружие перед носом с видом бывалого коллекционера, и на морщинистом лице калейдоскопом заплясали цветастые блики. — Просто потрясающе. Идеальный баланс между длиной плетения, сложностью произнесения и расходом маны. Как вам это удалось?
— Мне повезло с наставником, — парень самодовольно улыбнулся.
— Вот уж правда… — безумец погасил волшбу и пристально посмотрел на новичка. — А шесть стихий сплетете?
— Сразу, боюсь, не получится. Я еще толком не освоил даже пять. Может, чуть позже — когда наберусь опыта.
— Сдается мне, у вас врожденный талант к магическому искусству. Уверен, вы очень далеко пойдете. Особенно, с таким учителем, как я.
— Почту за честь, ваше сиятельство, — великан склонил голову, чтобы спрятать злорадную ухмылку — старый черт заглотил наживку.
***
Занятие продолжалось до обеда, и все это время Волхов как заведенный твердил про различные варианты и способы плетения, а так же рассказывал о важности и чрезвычайной эффективности сложных заклинаний. После звонка ректор объявил часовой перерыв и пригласил всех в трапезную.
Чурбаны уже накрыли стол черствыми хлебами, заплесневелым сыром и скисшими яблоками — иначе говоря, всем тем, что еще осталось в кладовых. Захар с аппетитом стрескал и это, другие же сидели приунывшие и сетовали на страшные лишения и горемычную судьбу.
— Надо как-то сообщить в город, — прошептал мужчина в грязной тройке. — Передать весточку. Пусть вызволяют нас отсюда. Иначе за что мы платим им дань?
— В городе еще хуже, чем тут, — ответила женщина из нового набора, вяло ковыряя вилкой корочку. — Здесь нас хотя бы не трогают, если мы учим эти проклятые комбинации. В Ялте же сущий хаос и смута.
Охотник не собирался слушать эти стенания и жалобы — имелись дела поважнее. Он предложил Еве прогуляться и быстро обнаружил оставленные обомлевшим хлыщом метки — сперва по запаху, а потом и визуально.
Капли — поначалу обильные, а затем все более редкие — вели к лестнице в цокольный этаж. Перед ней стоял зачарованный доспех, но он никак не воспрепятствовал студентам. Все потому, что в толще породы вырубили почти такой же по размерам замок, где располагались залы и кабинеты для практических занятий. И судя по опалинам и выщерблинам на стенах, упражнения здесь предельно приблизили к настоящему бою.
Следы закончились у глухой ничем не примечательной стены. Детальный осмотр выявил тончайшие зазоры по контуру, но ни замков, ни иных запорных устройств на глаза не попалось. Очевидно, преграда отпиралась магией, а значит, убрать ее без воли ректора невозможно.
— В общей библиотеке нет ничего о Тьме, — сказал Захар, прощупывая кладку вибрацией — за толстыми камнями и впрямь обнаружилась полость, круто уходящая еще ниже — в самое сердце скалы. — Как думаешь, где хранятся запретные книги?
— Где угодно, — тихо молвила Ева. — Этот замок построили столетия назад, и прежде он принадлежал другому чародею — еще более древнему и могучему, чем Волхов. Тот маг мечтал подчинить силу Бездны, за что и поплатился. Архимаг вместе с пресветлой дружиной сразил отступника, очистил это место от зла и поселился здесь сам. И уже личным указом Петра в замке основали академию для беспоместных дворян.
— Сдается мне, там внизу как раз наследство предыдущего хозяина. Оно — и есть та причина, из-за которой старик слетел с катушек.
— Что ты имеешь в виду?
Стены задрожали от гулкого звона — пришла пора возвращаться в аудиторию. Седой чародей уже стоял у доски, столь густо исписанной символами и фигурами, что издали казавшейся полностью закрашенной. Безумец яростно чертил новые знаки, а рядом парили кусочки мела и выводили все новые и новые последовательности. При этом маг непрестанно бубнил под нос одну и ту же фразу:
— Не то, не то, не то, не то…
Когда учащиеся заняли места, наставник продолжил разглагольствовать о методах построения многогранных связей. Причем говорил так быстро, что скрип перьев не прерывался ни на секунду, а чернильницы приходилось держать прямо рядом со строками, отчего порой случались досадные казусы.
Одна из девушек не поспела за лектором и случайно пролила чернила на бумагу, замарав почти всю страницу. Когда же Волхов услышал испуганный всхлип, тут же рассвирепел, шваркнул об доску всю дюжину мелков и рявкнул:
— Салтыкова! Хватит меня отвлекать!
— Простите, ваше сиятельство, — залепетала чародейка. — Я испортила конспект…
— Неумеха! — с пальца сорвалась молния и ударила беднягу в грудь. — Бестолочь! Криворучка! Сил моих больше нет тебя терпеть! Ты отчислены! Стража!
— Н-нет… П-пожалуйста…
Студенты брызнули врассыпную, когда к приговоренной с грохотом приблизились доспехи. Как только дворянку утащили прочь, Афанасий Ведославович как ни в чем не бывало продолжил непринужденный рассказ. А после завершения сразу же обратился к охотнику:
— Ну как, Захар Михайлович. Стало ли вам понятнее сие архиважное искусство?
— В общем и целом — да.
— Тогда, быть может, составите для меня самую сложную связь — из шести стихий?
— Можно попробовать, — киборг вышел к доске, струей воды смыл писульки, подсушил горячим ветром и чертежным почерком вывел очередную формулу — столь же точную и экономную, как и предыдущие.
— Смотрю на это — и сердце радуется, — Волхов