Но есть одно важное отличие: при всем своем военном могуществе, послевоенный СССР всегда находился, как и новая Россия сегодня, в ситуации бейсбольного кэтчера, игрока, ловящего мяч сидя на корточках. Послевоенная система была выстроена таким образом, что практически любая политическая инициатива на большом масштабе исходила из США, они писали правила игры, которые меняли по ходу дела, если того требовала ситуация. Они же задавали семантику политического языка, который в СССР, как и в современной России, выучивали и использовали исключительно в качестве инструмента для обороны. Свое положение кэтчера Америка сохраняет и по сей день. Однако, как показали последние события, в метаполитическом плане – где роль играют не только определенные действия, как в политике per se, но и смыслы, заданные культурным кодом страны – она не смогла выжить без своего идеологического врага/alter ego, СССР, и как только представилась возможность, система создала его внутри себя самой.
Уникальность позиции Трампа в – вернее, вне – системы заключается в том, что он как раз и попытался изменить этот культурный код, сначала, под предлогом пандемии, переведя стрелки на Китай, а затем, если бы его не сместили с поста, зарыл бы его в песок. Доказательство моей гипотезе есть: плохо или хорошо, Трампу удалось разрулить конфликт с Северной Кореей, который мог иметь очень серьезные последствия; он чуть ли не единственный президент США в послевоенной истории, который не развязал ни одного военного конфликта. Если в 1966 году президент Джонсон еще мог говорить о том, что «эта нация достаточна сильна, общество достаточно здорово, а люди достаточно сильны, чтобы преследовать наши цели по всему миру [прежде всего имея в виду Вьетнам] и одновременно строить Великое общество у себя дома»[43], то спустя пятьдесят лет, в 2016-ом Трамп не мог подписаться под этими словами. Он резонно отсек все до «…общества у себя дома», чем и вызвал экзистенциальный ужас у демократов, которых в первую и во вторую очередь интересует мир повсюду.
Именно эта смена кода никоим образом не устраивала систему. Демократы прекрасно понимают: успешное продвижение новой антропологии невозможно, если поменять культурный код, поддерживающий современный политический инструментарий. Трамп стал помехой, дьяволом, абсолютным злом, выступившим против системного глобалистского добра. Этим, и ничем иным, объясняются камлания Клинтон и Пелоси о связях Трампа с Москвой, о сговоре с Путиным и т. п., он – враг, потому что подчиняется внешнему врагу; все, кто за него, тоже враги, поскольку не хотят превращаться в «новых людей».
Подписаться под словами Джонсона не может сегодня и российская власть. Примерно с 2012 года уровень жизни большинства людей идет на спад, в отличие от ее заметного роста (ок. 15 %) в первом путинском десятилетии. Изветно, что для экономического роста необходимы инвестиции, которые бывают либо внутренними, либо внешними. В 2000-х рост российской экономики был связан именно с внутренними инвестициями, которые некоторые специалисты связывают с умной политикой Центробанка, которым руководил Виктор Геращенко. Сегодня, по данным МВФ, общий объем инвестиций в России, например, за 2019 год составил около 24 % ВВП, что в принципе не так уж плохо для страны с уровнем дохода, как у нас. Однако, как говорят экономисты, это не транслируется в рост. Одна, возможно, главная причина стагнации заключается в том, что финансовые ресурсы недостаточно вливаются в технологическую отрасль. Другая – спад иностранных инвестиций, причину чего часто объясняют санкциями, что, впрочем, не всегда верно. В качестве примера: несмотря на санкции американский ритейлер TJX Companies приобрела 25 % российской сети магазинов одежды и товаров для дома Familia за $225 млн, в сделке также участвовал банк Goldman Sachs.
Как бы то ни было, экономическая ситуация в России такова, что в глазах большинства власть не может привести ее в качестве аргумента своей эффективности. Как и в любой стране, большинству нужна не политика, а благосостояние. Анатомия сегодняшних протестов, инициированных роликами вернувшегося из Германии Алексея Навального, при всей их крайне сомнительной доказательности – некоторые эксперты, как, например, Павел Данилин, обратили внимание, что сценарий последнего расследования скорее всего был переводом с английского[44] – кроется не столько в желании встать на сторону оппозиционера, сколько потребовать от власти отчета за провисшее десятилетие. По другим причинам, чем в Америке, «трампистская» революция в России, первая фаза которой прошла относительно безболезненно в конце второго срока Путина, сегодня уже встречает довольно серьезное сопротивление: с одной стороны, в нашей либеральной среде, с другой – извне. Для ее сдерживания, особенно после 2014 года, стала применяться политика санкций, цель которой затормозить, а лучше блокировать децентрализацию власти, или точнее – возникновение параллельного центра власти внутри нынешней Западной империи.
Итак, рождающаяся новая антропология, Covid-19 и перспектива отмены или сильного ослабления национальных государств, которым сейчас вменяется неспособность противостоять таким вызовам, как пандемия или международный терроризм, проигрыш Трампа и возвращение системы в status quo, провисшее десятилетие в России и его последствия – элементы Второй большой игры. Периодом ее максимального напряжения станет 2022 год, времени на подготовку осталось немного.
«Мюнхенская речь» Владимира Путина: на пути к иной модели мировой власти
Речь президента Владимира Путина в 2007 году, произнесенная им на Мюнхенской конференции по вопросам политики безопасности 10 февраля 2007 года, оказалась своеобразным «большим взрывом» в мировой политике. Основной тезис, который озвучил докладчик, заключался в следующем: однополярная модель правления больше не работает. Сложность мира, если использовать термин физика Ильи Пригожина, возросла настолько, что даже самая мощная на планете страна не может – и не должна – им управлять в одиночку.
Выступление Путина в Мюнхене произошло в период идеологического триумфа США: в 2004 году, после официально объявленной победы в войне с Ираком, был утвержден курс «упреждающего удара» (preemptive attack, preemption), который по сути ставил Америку по ту сторону международного права. Это было бюрократически офомленная и уже произошедшая де факто отмена системы безопасности, существовавшей до того. За этим последовал унилатеральный выход из Договора СНВ-1, касающегося баллистических ракет, отказ от Киотского протокола, Конвенции по биоуниверсификации, отказ от учреждения Международного уголовного суда, применения противопехотных мин и многого прочего.
То, что позже назовут «доктриной Буша» (младшего), на деле явилось декларацией