Всё-таки мы их дотащили до волнолома и, опять пройдясь вдоль всего пляжа до самого Ёжика, вернулись в межбуйковое пространство. Поступило сообщение о пляжнике, ушедшем за дальние буйки. По направлению зюйд-вест, сколько-то там градусов. Хрен выучишь. Пошли за дальние буи. Я глаза все просмотрел, даже слезиться начали.
Ни хрена не увидел. Так на потоке сознания отметил что-то. Пришлось попросить Карпыча развернуться. Ага! Вижу! Метрах в двухстах от нас, на спине качается, устал наверное. Был бы трупак, мордой вниз бы болтался. Подошли, заорали в мегафон. Мужик помахал нам рукой и довольно быстро брассом пошёл в сторону катера.
— Михал Карпыч, это спортсмен походу, волновым[4] идёт, — прокомментировал я увиденное.
— Да нам пофиг, за буйки ушёл — нарушил правила поведения в пляжной акватории, — пусть после нашей смены хоть на Трабзон идёт, — пробурчал мичман.
Мужик быстро подошёл к нам и проорал:
— Все нормально, ребят, сейчас обратно пойду!
— А вот не надо! Забирайтесь на борт, мужчина, не надо нарушать! — отшил пловца Карпыч.
Мужик, сдвинув очки на лоб, ловко забрался по трапу на борт и устроился на корме на откидной сидушке.
— До ближних буйков докинем, и не нарушайте больше, — погрозил пловцу мичман и дал газу.
Я перебрался на корму к задержанному. Тот посмотрел на меня, на мои плавки и, хмыкнув, крикнул под рокот движка:
— Кролик?
— Ага, — прокричал я в ответ, — из Краснодарской, в Волгограде ещё занимался.
— А сейчас на каникулах?
— Ну да, устроился спасателем. Ну, вернее, помогли устроиться.
— Это хорошо, а я капитан сборной СКА Закавказского военного округа.
Мужик оказался нормальным, сказал, что остановился в Бетте в военном санатории, а сюда заскочил к друзьям. Но тех не застал и пошёл искать на пляж. Не нашёл в кутерьме тел и решил поплавать.
Карпыч узнав, что пловец тоже военный, подобрел и, сменив настроение, рассказал смешную морскую байку. Станислава Викторовича, как он представился, подбросили до буйков, о нарушении никуда сообщать не стали. Жрать уже хотелось конкретно. Я спросил мичмана, можно ли добраться до пирса, а то у меня там паек в бауле лежит, сохнет. Карпыч решил, что это не дело, чтобы краковская засыхала. Я сбегал на пирс к баулу, достал пакет с перекусом и снова запрыгнул на катер.
Прошлись ещё раз вдоль акватории и, заглушившись, перекусили. За нами наблюдал Семён с вышки и по радиостанции предлагал нам ещё пива налить и девок подвезти. Подвозить их не надо было. Сами подплывали. И на матрасах кверху жопами и так, на ручном ходу. Я в бинокль уже смотреть на них не мог. Некоторых, пытавшихся подплыть к катеру, угощал домашней редиской с огорода. Что удивительно, я их подкалывал, но никто не отказывался.
— Хватит харч разбазаривать, — бранился Миша, — все тридцать три удовольствия им и море на матрасике, и редиска мытая.
— Ой, какой злой мужчина-капитан, — хохотали девчата и просились прокатиться на катере.
Но Миша был непреклонен, и мы, отобедав, пошли дальше.
— Миша, а что, правда, нельзя катать отдыхающих? — поинтересовался я.
— Конечно! Запрещено и по инструкции, и по правилам, — ответил мичман, — но если очень хочется, то можно!
— А чего мы этих не покатали?
— Редиски с них достаточно, да и Семён с вышки бубнил, видать высмотрел нас в окружении русалок. Надо, Анджей, по-другому делать. Договорился подобрать их, к примеру, вон там, у скал, и прокатил, не заходя под центральную вышку. Там парни нормальные, не сдадут. Сами бывают, просят прокатить с кралями. Шишечка так постоянно кого-то развозит.
— А, вон оно как, — догадался я.
— Вызов к Ёжику, с левой вышки передали, — вдруг переключился с разговора на работу Карпыч. Уточнил что-то по радиостанции, и мы на полном ходу понеслись к скалам. У отдыхающих ребёнок получил солнечный удар.
Тащить через весь пляж далеко и долго. Быстрее всего доставить до санчасти можно на катере. Наблюдатель увидел в бинокль, что на камнях творится что-то непонятное. Тут же на вышку прибежала пляжница, которая была неподалеку и, уточнив у матери ребенка, что происходит, кинулась к спасателям. Мальчику лет пяти внезапно стало плохо и он потерял сознание.
Я высмотрел на камнях довольно молодую женщину, призывно махающую белым полотенцем, и указал Карпычу. Возле тела пацанёнка стояло несколько теток и махали на него полотенцами.
— Не подойдем, там скалы — борт пробьём. Давай вплавь, мальца на круг. Я тащу, ты страхуй.
Я закинул на скалы пенопластовый круг, ногами ушёл в воду и в пару гребков подплыл к камням. Блять, да тут ноги поломать можно!
Малому было хреново, но не всё так критично. Дышал, глаза только закатил. Я оттолкнул молодую мамашу, положил пацана на круг и, подняв на руки, стараясь не наебнуться, зашёл в воду:
— Девушка давайте за мной плывите, — крикнул я хватающейся за голову мамке. Лучше бы ребёнку панамку на голову одевала, а то носится теперь, воет, как белуга.
Эта дура, схватив одеяло и сумку, попёрла с ними в воду и, остановившись, завыла:
— Я боююююсь, я плавать не умею!
— Идите по берегу к медпункту. Как мальчика зовут?
— Дима Чинаров из Красноярска!
Я придерживал круг, и Карпыч быстро подтянул малого к себе и, подняв на борт, уложил на лежак. Намочил полотенце, положил пацану под голову. Достал из аптечки нашатырь, сунул мальцу под нос. Тот сморщился и открыл мутные глаза.
— Дима, тебя ранили фашисты, и мы, моряки черноморского флота, везём тебя в госпиталь, — обрадовался Карпыч и дал газу.
Малой под напором воздуха чуть пришёл в себя и вцепился мне в руку.
— А мама где? — чуть слышно прошептал пацан.
— Уже в госпитале, ждёт раненного матроса, — подыграл я и оглянулся на берег. Мамашка, заламывая руки, носилась туда-сюда. Ей помогали собираться отдыхающие.
Мы резво подскочили к пирсу, я успел одеть шорты с тельником и, схватив малого на руки, потащил его в медпункт. Валя, уже предупреждённая Семёном с центральной, распахнув дверь, пропустила нас внутрь. Малого уложили на кушетку, и наша медичка довольно быстро привела его в чувство. Я хотел было уйти, но Дима захныкал. Пришлось остаться.