Норма резко обернулась и увидела, как Октав сдергивает монокль. Кисти его под кружевными манжетами были багрово-фиолетовыми от поперечных рубцов.
«Так вот оно что… – успела подумать Лазурит, предательски медленно обмякая. – Что ж ты не сказал, Карлуша».
Тем временем Октав в два скачка приблизился к обмершей под действием артефакта Рахель. Вокруг нее метались смутные картинки, и на каждой были пламя, горящие избы, фрагменты обнаженных обугленных тел… Поблескивая выступившей на лбу испариной, Турмалин подтащил ее к столу и дважды приложил лицом о суконную поверхность. Рахель не сопротивлялась, будто находясь не в этом мире, пока ее нос превращался в отбивную.
– Ненавижу, ненавижу! – тихо, но отчетливо проговаривал побелевший лицом Октав. – Кровожадная ты, светомерзкая тварь!..
А пламенеющие фрагменты воспоминаний Рахель, тая, взлетали к арочному потолку.
Хрипло вздохнув, Норма поползла к Лесу. Тот еще перебирал пальцами блестящую от багряной влаги ткань и слабо улыбнулся, различив ее лицо.
– Се… сестра…
Из глаз текло ручьем, как и из носа. Норма бестолково шарила по его груди, пытаясь зажать рану.
– Как же это… как же?..
Двери распахнулись. Она не нашла в себе сил повернуться.
– Октав! Что здесь происходит? Объяснись.
Тяжелые шаги. Шорох и удар соскользнувшего на пол тела Рахель.
– Господин Архивариус. Хорошо, что вы здесь, – отчеканил неожиданно твердый голос их сокурсника. – Я больше не могу терпеть это. Я ухожу.
И тонкий звон покатившегося по дереву стекла.
Норма уже не видела более ничего, кроме закатившихся ягодно-красных глаз брата. Вскоре во тьме угасли и они.
Дело № 2
Чужое сокровище IV
За Котлом Бездны наша Экспедиция, по декретуму августейшего Прокуратора Лабораториума, обнаружила новые земли. Вскоре все теории подтвердились – сам мир этот, хоть и похож на наш, однако же соткан из самой магики. Потоки энергии витают в воздухе так, что можно собирать ее, будто срывая сочные плоды с деревьев. Общим голосованием решено продлить Экспедицию на неопределенный срок.
Из походных записей Бранниуса, переведено Луи Клодом д’Энкриером
– А теперь попробуй пошевелить пальцами, – велела женщина в белой косынке, закончив перевязывать руки свежими бинтами, пропитанными остро пахнущей мазью.
Норма послушалась. Каждый мускул, каждое сухожилие тянуло, при движении пальцы дрожали и ощущались чужими, деревянными. Поперечные рубцы с кистей пока сходить не собирались, в отличие от синяка под глазом, хотя прошло уже пять дней. Но оно и понятно – как выяснилось, талантом Рахель было наносить раны, которые кровоточат сильнее, а заживают дольше и тяжелее обычных. Даже у геммов.
Целительница из «смиренных» мистериков, что признали над собой власть Церкви и полностью покорились ее заветам, одобрительно качнула подбородком:
– Вот видишь, уже лучше. Вот только когда ты сможешь держать оружие… – Она сокрушенно выдохнула.
Норма криво усмехнулась. Она-то и с оружием. Смех один. Но и те скромные навыки, что она успела приобрести благодаря наставлениям Никласа, урядника из Шеврени, было жаль терять. И добрая женщина действительно делала для этого все, что могла.
Потерев кончик носа, целительница вдруг подняла палец к беленому потолку.
– Думаю, тут я смогу тебе помочь. Скоро вернусь, – пообещала она и, сложив бинты и склянку с мазью на оловянный поднос, удалилась.
Норма без сил откинулась на тощую подушку. Так странно снова быть здесь! В монастыре Крылатого Благословения. Она и не думала, что ей когда-нибудь доведется снова переступить порог этой почти крепости с ее часовней в центре, разномастными хозяйственными постройками, деревянным плацем, чадящими кухнями и общими комнатами. Правда, в лазарете она бывала не так часто – простым растяжением место здесь не получишь, само заживет как на собаке, а серьезных травм она обычно избегала. Вот мальчишки – да, они здесь были частыми гостями.
К слову о мальчишках. Со вздохом Норма вновь села на узенькой койке, застеленной накрахмаленной простыней. Возможно, уже сегодня… Да, лучше бы это случилось сегодня, ведь с каждым днем ждать становилось все тревожнее.
Она сунула ноги в чулках в грубые башмаки, на плечи накинула шаль, что заботливо привез из управления Петр Архипыч, и, поеживаясь от сквозняков, что гуляли меж открытых для «дезинфекции» окон, побрела в соседнее крыло. Там она без труда отыскала нужную дверь – дубовую, окованную железом, и со скрипом ее отворила.
Полуденный свет золотил кипенно-белую ткань и желтоватые от многочисленных стирок повязки. Крупные руки брата, лежащие поверх покрывала, казались лишенными сил. Грудь вздымалась тяжело и рвано. Норма закусила губу, заметив на ней свежее пятнышко крови.
Шпага Рахель пробила Лесу легкое, и с тех пор рана никак не желала затягиваться. А брат не просыпался. И с каждым днем его лицо все бледнело, по капле теряло краски, будто из него утекала сама жизнь.
Норма присела на край койки, взяла его руку в свою и, несмотря на тянущую боль в разорванных связках, сжала. Ей так хотелось, чтобы Лес почувствовал ее прикосновение сквозь сковавший его сон.
– Проснись, пожалуйста, – прошептала она одними губами. – Мне страшно без тебя.
Но Лес, конечно, даже не пошевелился. Только скользнула капля пота по виску. Брат точно замерзал изнутри – его кожа стала гораздо холоднее, чем обычно.
Норма стиснула челюсти. Целительница говорила, что больных, даже спящих, нельзя расстраивать. Что для выздоровления нужно «настроиться на позитив», что бы это ни значило. Потому Лазурит быстро вытерла глаза и вымучила улыбку.
– Все будет хорошо. Ты ведь самый сильный из всех, кого я знаю.
Вернувшись к себе в келью, Норма застала там целительницу. Та, видимо, уже давно ждала свою пациентку, а потому встретила ее, недовольно притоптывая ногой.
– Лучше бы ты на свежий воздух вышла, – проворчала мистерика. – Нет, ходишь, бациллы собираешь. Вот. – Она указала рукой на кровать. Там обнаружилась наклонная деревянная подставка на ножках, свеча, флакон чернил, перо и несколько листов бумаги. – Разминай пальцы, пока не восстановится мелкая моторика. Иначе до старости будешь как курица. – Она скрючила пальцы, изображая возможные последствия. – И чтоб до ужина вышла на улицу! Я проверю.
Посчитав свой долг выполненным, она взметнула серыми юбками, какие носили здешние смиренницы, и вышла вон.
Норма приблизилась к подставке и перво-наперво отложила в сторону бесполезную для ее глаз свечу, затем осторожно провела рукой по чистым листам. Что же ей писать? Не мемуары же. И не рапорт. Хотя…
Она взяла гусиное перо, неловко пристроила его в пальцах и обмакнула оточенный кончик в чернила. С пера на бумагу тут же плюхнулась жирная клякса. Ругаясь