– Неужели стрекозы так жестоки? Не представляю, как можно убить другое живое существо… – выдохнула я, ощутив как внутри все трепещет от ужаса.
– Это не люди, Дана. Это хранители, духи. У них все по-другому – более остро, жестко и яростно. Это касается всего – и любви, и ненависти.
– Тот пиявец… Он выжил? – с тревогой в голосе спросила я.
– Нет, он был при смерти, – Ваармайя посмотрела на меня печальными глазами, – Я не могла спасти его, поэтому я просто ждала, когда его силы иссякнут, и он умрет.
Я опустила голову, а старуха выждала паузу, а потом продолжила:
– И именно тогда к озеру пришла женщина по имени Анна. Не знаю, кто указал ей путь сюда. Наверное, кто-то из стариков, кто еще помнил о природных хранителях. Анна была измучена неудачными беременностями. Лицо ее было черным. Я не преувеличиваю. Она почернела от тоски, ведь буквально на днях она потеряла десятого по счету нерожденного ребенка. Она думала, что кто-то проклял ее, наслал на нее страшную порчу. Но я посмотрела на нее и сказала, что нет на ней ни проклятья, ни порчи. Так бывает, что сама природа запрещает женщине рожать.
– Почему, Ваармайя? – вдруг спросила я, – мне всегда было интересно, почему так бывает, что те, кто не хочет иметь детей, беременеют легко и просто, а те, кто мечтает о ребенке, часто бесплоден.
– Некоторым людям нельзя появляться на свет. Природа защищает мир от них. Вот и все. Нет никаких проклятий, – взгляд Ваармайи стал холодным, она продолжила говорить чуть тише, – ну так вот, у Анны больше не было сил на неудачные беременности, но она очень хотела иметь ребенка. Она пришла ко мне, ведомая призрачной последней надеждой. Я показалась ей не сразу. Несколько дней я проверяла ее терпение, наблюдая, как она сидит на берегу вместе со своим мужем Владимиром, как вместе они поют руны, вымаливая у меня, природной хранительницы, помощи в своей беде. Владимир время от времени не выдерживал, замолкал. Пару раз он даже уснул сидя, повесив голову на грудь, а Анна пела, не прерываясь, без сна и без отдыха.
Я поняла, что ее желание иметь ребенка настолько сильно, что ради его исполнения, она пойдет на все. И я сжалилась над этой несчастной женщиной, открыв ей дорогу на остров Соединения. Там я явилась ей и пообещала помочь. Я и вправду легко могла сделать так, чтобы Анна выносила и родила ребенка. Я ведь хранительница, я могу менять природу. Но я решила “убить двух зайцев разом” – дать Анне ребенка, а Лаайниккену – озерного духа, нового, сильного и здорового пиявца. Я решила возродить Лаайниккен, пусть и без стрекоз.
Анна, не задумываясь, согласилась на мое предложение. Вместо одного ребенка выносить двойню – это же двойное счастье для женщины, которая потеряла всякую надежду! Я недолго позволила Анне радоваться и озвучила ей свое второе условие. После рождения близнецов она должна навсегда остаться здесь. Лаайниккен должен стать ее домом. Подумав, женщина согласилась и на это. Но у меня было еще третье, последнее условие. Анна должна была "обезвредить" мужа. Вначале она испугалась слова “обезвредить”, решив, что я заставляю ее убить Владимира.
– Не нужно убивать, нужно сделать его своим верным помощником. Тебе ведь нужен кто-то, кто построит дом для тебя и твоих детей, – сказала я.
Анна была согласна на все. Так она превратилась в Айно, будущую мать-хранительницу Лаайниккена. А ее муж Владимир, с помощью моего нехитрого колдовства, забыл и свое имя, и свою прошлую жизнь. Он перестал слышать и разучился говорить. Мы стали звать его глухо-немой Вейкко. Он предан Айно, как никто другой. Без него ей было бы сложно.
– Я заметила, – обреченно вздохнула я.
Мне вдруг стало еще больше жаль Вейкко. И до этого мне казалось, что его жизнь не очень-то счастливая, а теперь, узнав, что он в Лаайниккене не по своей воле, что его подло обманули, я окончательно прониклась к нему жалостью.
– Без Вейкко Айно бы не выжила здесь. Надо отдать ему должное – он делал все для своей любимой. Ежедневно он искал пропитание, он выстроил дом, чтобы к рождению детей, у них была крыша над головой. Вот только Айно слишком быстро вжилась в роль матери-хранительницы, и вскоре безмолвный послушный Вейкко из любимого мужа превратился в преданного раба. Вместо просьб Айно стала отдавать ему приказы.
– Ваармайя, как же вышло так, что Айно забеременела от пиявца? Ты же сказала, что найденный пиявец был при смерти?
Старуха встала, зажгла на столе тонкую лучину и стала неотрывно смотреть на нее. Ее маленькие глазки сузились, превратились в две тонкие щелки, а толстые губы приоткрылись. Она что-то прошептала беззвучно, а потом заговорила вслух.
– Как сейчас помню… Я самолично, своими собственными руками, подсадила в чрево Айно частицу живой плоти Пиявца, а потом провела свадебный обряд в озере. Айно лежала в воде, и озерная вода проникала в нее, пропитывала будущую мать-хранительницу насквозь, смывала с нее все прошлое, оставляла лишь настоящее – Лаайниккен.
А потом я отправила Айно и Вейкко на остров Соединения, и там уж они естественным путем, как муж и жена, завершили то, что должно было дать начало этому священному бремени. Когда, спустя неделю, Айно вернулась с острова, я поняла, что у нас получилось, она была беременна – это было написано на ее лице. Оно стало светлым и умиротворенным. У беременных особенные лица – они светятся. Женское тело понимает, что начинает выполнять свою главную жизненную функцию. И это не магия и не колдовство, это сама суть женской природы.
Ваармайя вопросительно посмотрела на меня, как будто ждала какого-то подтверждения своим словам. Я никогда прежде не задумывалась о деторождении. Это было так же далеко от меня, как Северный полюс от Южного. Мне казалось, что мыслями о детях женщин накрывает ближе к сорока годам, но никак не раньше. Поэтому я пожала плечами, глядя, как от лучинки поднимается вверх, к потолку, тонкая струйка дыма.
– Итак, Айно родила двух мальчиков. Один из них был пиявцем, духом Лаайниккена, а второй – обычным человеком, сыном Вейкко, – медленно проговорила я.
– Да, все так и есть, – подтвердила Ваармайя.
– Вот только…
Я начала говорить, но осеклась, не зная, имею ли я право