– А тебе ничего не дал Никитич? Обещал по прибытии.
– Пока ничего, но сам вспомнил и просил подождать. Думаю, что он мужик сурьёзный, слов на ветер не бросает. Авось ещё вспомнит. Напоминать не стану.
– Ну и правильно, – согласилась Гузель. – Лучше жить самостоятельно и свободно. А мы всю зиму тут будем жить?
– А что такое? Мне нравится. Летом посмотрим, как пойдут наши дела. Тогда и будем думать. Пока рыпаться не стоит. Герасим не гонит, я ему помогаю во всём, и жаловаться на меня у него нет причин. Да и ты ещё не свыклась с нашими порядками и обычаями. Тебе трудно самой тут управляться.
– Мне всё же так тоскливо, Егорка! – опустила она глаза. – Здесь так всё неприятно мне, страшно и холодно. Все закопчённое, грязное. Я ведь мало что умею делать по хозяйству. Куры, корова – всё это для меня ново и страшно. Мне боязно!
– Ладно, не горюй! Если дела мои пойдут лучше, то можно податься в город.
– А что это изменит? Всё то же самое будет. Эти грязные брёвна на каждом шагу. Тараканы, мыши и копоть с паутиной! Убирать не успеваю.
Егор обнял Гузель, приласкал, спросил всё же:
– А чего бы ты хотела?
– Хотела бы к теплу поближе, – просительно глянула в его глаза.
– Лето и у нас тёплое. А в Хлынове, откуда я, так и лето часто бывает холодное. Тут намного теплее. А зимы у нас такие, что дух захватывает. Посмотрим, как будет тут.
– Я об том и говорю, – продолжала жаловаться Гузель. – И ещё леса. Они такие мрачные, страшные! Как можно жить в них всю жизнь?!
Егор с удивлением уставился в её печальные глаза. Поцеловал в бледные губы и со смешком ответил:
– В лесу хорошо, моя Гузель! Дышится привольно, запахи разные. А что в степи? Голая местность, не на чем глазу остановиться.
– А в твоём лесу и вовсе ничего не увидишь. Одни деревья, и неизвестно, что за ними прячется. Нет, Егорка, хочу на полдень. Ты море когда-нибудь видел?
– Откуда! И близко не бывал. А что ты?
– А я была на берегу моря. Здорово! Когда меня везли на Волгу, то мы останавливались на пару дней на берегу. Мне понравилось, хоть я тогда была малой девчонкой. Зато мне разрешили искупаться, и то до сих пор осталось в памяти, как что-то прекрасное и приятное.
– А что в нём такого? Воды лишь больше, чем в Волге.
– Всё совсем не так, Егорушка! Вода там солёная, и волны, и парус вдали… Красиво! Я бы хотела жить у тёплого моря. Хотя и там зимой холодно и ветрено. Но не так, как даже на Волге, в Сарае. Тоже морозы бывают сильные.
– Чудно тебя слушать, Гузель, – в задумчивости ответил Егор. – А ты хоть знаешь, где то море, куда бы тебе хотелось? На полночи тоже есть моря, но там постоянные льды плавают, а зимой и вовсе воды не видать. Слышал бывалых людей, что хаживали к тем морям на промыслы.
– Ничего такого я не знаю, но детские видения часто встают передо мной и манят меня. А сейчас и того чаще. – Гузель грустно опустила голову.
– Вот видишь! – встрепенулся Егор. – И нечего голову забивать глупыми детскими бреднями! Без моря люди живут и не тужат. Проживём и мы с тобой. Лучше скажи, как там наш ребёночек? – И погладил её по едва заметному выпуклому животу. – Уже заметно, если присмотреться.
– И это меня беспокоит, Егорка, – мрачновато заметила Гузель. – Кто поможет мне при родах? Вдруг что случится плохое?
– Думаешь, у нас нет бабок-повитух? И у нас они имеются. Бабы рожают, и ничего с ними не случается. Разве что изредка. Не горюй! Всё образуется! И леса ты не бойся. Он многих спасает от татар. Они туда не очень-то спешат.
Гузель тяжко вздохнула и ушла к печке. Там Нюра возилась с обедом.
А время ползло неторопливо, и Егор уже согласился стать пограничным воином. Воевода Потап Иванович придирчиво оглядел посланца, хмыкнул в усы.
– Вижу, мужик ты справный. Никитич сказывал, что с оружием управляешься знатно. Где служил-то?
– Признаться, родных я не помню, боярин, но знаю, что с полдня я. Сказывали потом, кто меня подобрал на дороге. Прибился к хлыновцам. Оттуда и умение моё.
– Стало быть, разбойничал! – Воевода пристально смотрел на Егора, молчал, изучая. – Ладно, молодец, не побоялся признаться. Отошёл от них? – кивнул он куда-то в сторону. – Ладно, Никитич – мужик правильный, и его слово что-то значит тут. Принимай десяток, а там посмотрим, как дела у тебя пойдут. Справишься? Мужики у меня крутые, так что смотри мне! – И показал увесистый кулак. – Оружие дам.
Он кликнул в сени. Вошёл бородатый воин, сотник, как уже знал Егор.
– Кондрат, – обратился воевода к вошедшему. – Прими и познакомь со всем, что у нас тут имеется. Будет десятником. Проверь основательно. Идите уж!
Егор поклонился и вышел вслед за Кондратом. Тот ещё не сказал ни слова.
– То у тебя жена басурманка? – неожиданно спросил тот, оказавшись во дворе.
– Она церковь посещает, сотник, – не очень смело ответил Егор. – Её ещё на Волге, когда она оказалась у нас, наш поп причащал, говорил ей основы нашей веры, и она её охотно приняла. Он нас и венчал, – добавил Егор поспешно.
– Красивую бабу отхватил, – заметил Кондрат. – Смотри, как бы кто не увёл.
– Голову оторву за такое, – пригрозил Егор, зло глянув на спутника.
Тот не ответил и прошёл к сараю, как показалось Егору. Но то было место, где караульные и прочие воины могли спать и есть.
Кондрат долго разговаривал с Егором, будто о простых вещах, но часто сворачивал на военные, выпытывая подробности жизни Егора. Под конец сказал жёстко:
– Ладно, парень, хватит разговоры водить. Пора и делом заняться. Готов?
– Как скажешь, начальник. А чем займёмся?
– Вот тебе меч берёзовый, – протянул довольно тяжёлый выструганный меч, копию боевого. – Поработаем с тобой малость. Погляжу, что ты собой представляешь. Не против? – И пытливо глядел на молодого воина.
– Давно не занимался этим делом, но надо же начинать. Давай уж!
Они вышли на двор, за ним потянулись несколько воинов, что балагурили на соломе и с интересом поглядывали на Егора.
– Что за мужик, Кондрат? – услышал Егор голос сзади. Обернулся. Близко стоял молодой, чуть старше Егора, воин почти в полном