Гарм запрокинул пасть в небо и громко, тоненько завыл.
Просто напомнить, как выглядел Арман. Когда был одет.
ПРИМЕЧАНИЯ для любознательных
а потом её то ли казнили, то ли не помню что — про Илиану, Игрейну и самого Армана, маркиза де Карабаса рассказано в книге «Подъём, Спящая Красавица»
Цэ рдардз барг — чужая вода горька, дословно: вода не твоя — яд, пословица обитателей Великой степи. В языке кочевников есть понятие абарг — моё, всё остальное — барг. Но жена не может назвать мужа «абарг», это бы вызвало как минимум недоумение у окружающих. Она скажет: «человек, который владеет мной». Что любопытно: жён не казнят за измену (поэтому на самом деле Элис за себя может не волноваться), т. к. считается, что это примерно то же, что злиться на монеты, украденные вором. В данном случае Тэрлак намекает на своё недовольство близостью Третьего ворона к невесте Седьмого.
Легенды говорят, что однажды явится целовек — о том, как, кем и почему была заколдована Спящая красавица, рассказано в предыдущей книге «Подъём, Спящая красавица»
Глава 11
Утренняя звезда
Когда мы нагнали наш небольшой отряд, Тэрлак ничего не сказал, но вечером, на привале, отозвал Эйдэна в сторону, и они о чём-то активно зацокали. Я сидела у костра, активно строила дуру, и краем глаза наблюдала за моим странным спутником. Впрочем, говорил в основном Тэрлак, а третий ворон улыбался, прислонившись к сосне и глядя в сторону, и лишь отцокивался. Ко мне подошёл понурый Кариолан. Попытался накормить, но я с воплем вырвала куриную ножку и его рук и принялась обгрызать. Жених страдальчески отвернулся.
— Элис, — спросил он почти дружелюбно, но через силу и не поднимая на меня глаз, — ты совсем ницего не понимаешь? И совсем не можешь разговаривать?
На мгновение мне стало его жаль. Я бы, наверное, тоже не обрадовалась бы, если бы мне всучили мэкающего жениха. Но…
Я не хочу в далёкую степь. И я не хочу стать женой кочевника, или одной из жён, скажем точнее. Это всё равно, что перестать быть человеком и стать… лягушкой. А ещё мне нужно спасти бедного Армана. Очевидно же что у него чистое и доброе сердце, а, значит, он непременно расколдует Спящую красавицу и тогда…
В общем, я снова сказала:
— Мэ-э.
— Понятно, — совсем загрустил Кариолан.
Он скомкал снежок и бросил его в ближайшую сосну.
— Знаешь, я тебе в каком-то смысле завидую, — признался вдруг уныло. — Иногда мне тоже хоцется сойти с ума.
А потом снова покосился на меня, закусил губу, осознав, что зря старается, проворчал что-то на своём языке и снова швырнул снежок в дерево. Я наклонилась, зачерпнула снег, скомкала и бросила в Эйдэна. Не знаю, почему. Вдруг захотелось.
Третий ворон обернулся. Глаза его блеснули, и в следующий миг я уже отплёвывлась от прилетевшего снега.
— Йд! — грозно рыкнул Тэрлак.
Но Эйдэн не унялся. Новый залп, и вот уже отплёвывается Кариодан. Я рассмеялась: нет, ну а что? Сумасшедшие тоже хохочут иногда. Может быть даже чаще других.
— Эйдэн, ты… — начал было жених, но ему снова влетел снежок в рот. — Прекрати…
— Шлэк! — кинул Эйдэн и выпустил сразу два снаряда.
Один из них перехватил в прыжке Гарм, выплюнул, тяфкнул. Кариолан стряхнул с себя снег:
— Я не ребёнок, цтобы играть…
— Девоцка? — переспросил Эйдэн.
Жених схватился за ятаган, бледнея.
— Ты сейцас оскорбил меня, брат…
— Йд!
— Нет, — засмеялся Третий ворон, — не оскорблял. Я не назвал тебя женщиной, только ребёнком. Вместо того, цтобы ответить ударом на удар, ты выплёвываешь снег. Эй! Где мой брат-ворон, цьей меткостью я могу гордиться? Пока тебя бьют, а ты терпишь, тебя бьют.
— Он прав, Кр, — согласился Тэрлак устало и сел к костру.
— Ты третий, а я седьмой, — возразил Кариолан. — Я не могу отвецать ударом на удар.
— Тогда терпи, — жёстко бросил Эйдэн.
Пропустив ещё три снежка (от одного из них жених почти уклонился, а второй перехватил развеселившийся Гарм), седьмой ворон всё же рассердился и бросил снежком в обидчика. Третий с лёгкостью ушёл из-под вяло брошенного комка.
— Цэ-цэ-цэ, — кинул презрительно.
А затем драка переросла в бойню. И я тоже в ней участвовала, не забывала глупо мэкать и хихикать. Гарм отчаянно тявкал и носился между нами. Под конец даже Тэрлок оживился. Снежная битва угасла лишь когда стемнело.
— Кариолан, отведи невесту в шатёр, — велел Тэрлок.
— Завтра мы будем на Волцьем перевале, — заметил Эйдэн, отряхивая куртку. — Завтра ты станешь ей мужем.
У меня от этих слов подкосились ноги, и я с трудом смогла устоять. Завтра! Уже завтра…
Посадив меня на попоны в шатре и подбросив дрова в огонь, Кариолан тотчас вышел, не пожелав мне даже спокойной ночи. Я подождала, но Эйдэн, кажется, не собирался нарушать негласный приказ Второго ворона. Всё стихло, и я высунулась из шатра, но тут же раздалась гортанная песня. Что б их! Пришлось прятаться обратно.
Снова завернувшись во всё, во что можно было завернуться, а заодно вспомнив про бесследно пропавшую шкуру, послужившую несчастному маркизу одеждой, я задумалась. Мой прекрасный план заключался в том, что лягушка превращается в человека, во-первых, ночью, а во-вторых, в тепле. Насчёт последнего я не была уверена, но очень на это надеялась, поэтому Армана я нарочно оставила под корягой, чтобы он случайно не превратился в человека не вовремя. Ночью я должна была прокрасться к коням, забрать того, который принадлежал Эйдэну и который меня уже более-менее знал, переодеться в женское, а маркизу дать свой мужской костюм. А потом скакать не куда-либо, а в замок Спящей красавицы. То, что его мне показал сам Третий ворон настораживало, но вариантов особо не было.
А тут вот мои тюремщики решили устроить вечер песен.
Впрочем, песни оказались прекрасными. Пели на два или три голоса (я не сильна в музыке), и от резонанса всё почти вибрировало. Казалось, что по бескрайним степям, по морю трав скачут табуны лошадей с развевающимися гривами.
Моя одежда промокла насквозь (во время снежных игр я ещё и в