— Хэ, — выдохнул Тэрлак, прыгая на Эйдэна.
Третий ворон рухнул на снег, получил удар в плечо, перекатился, и я не успела заметить, как его палка ударила по шее Второго. Слегка.
— Убит, — вслух произнёс Эйдэн.
Тэрлак поднялся, размял шею.
— Силён, — изрёк одобрительно. — Мужаешь, брат.
— Ты тоже не девоцка, — любезно признал Эйдэн.
И вдруг посмотрел на меня, усмехнулся. Сердце подпрыгнуло, и я почувствовала, как загорелись щёки. Сама того не осознавая, я в этот момент откровенно любовалась мужчиной. И, похоже, во́рону это понравилось.
Встав, я ушла в шатёр, свернулась в комочек на попоне, накрылась второй.
Скажите мне, пожалуйста, зачем он это делает?
— Элис, — прошептала я тихонько, — он же тебя откровенно соблазняет, да? Мне же не кажется?
Да нет, ерунда какая-то! Зачем ему? И потом: что значит «соблазняет»? С чего я так решила? Полуголым ведь дрался не только Третий, но так же и Второй, и Седьмой. Глупости какие, мне всё кажется. Я прижала ладони к щекам и зажмурилась. А потом достала лягушку из кармана и коснулась её холодным брюшком пылающих губ. Стало легче.
Выехали мы после обеда, приготовленного из куропатки на углях. Мясо оказалось полусырым — мы явно торопились. Лошадей погнали безжалостным галопом, и Эйдэн вёл себя как обычно, вот только находиться в его объятьях, чувствовать его дыхание, его тепло, становилось всё мучительнее.
И потом, ночью, в шатре мне снились мучительные сны. Мне кажется, я даже стонала во сне, и было стыдно и жарко. И томительно. Я металась в крепких горячих объятьях, а потом мои губы нашли его губы, коснулись, и мне вдруг ответили. Очень нежно, а мне хотелось чего-то большего. Я обхватила ногами бёдра мужчины, прижалось к нему и внезапно почувствовала что-то твёрдое, упёршееся мне в…
Распахнула глаза и завизжала. Беззвучно, потому что голос пропал. Вскочила на колени и попятилась прочь на четвереньках. Совершенно незнакомый мне мужчина, озарённый тусклым светом догорающих углей, приподнялся и протянул мне руки ладонями вперёд.
— Не кричи, пожалуйста. Я тебя не обижу.
Я выдохнула. Вспомнила, что одета, стиснула пальцы.
— Кто вы?
— Уже, право, не знаю, — признался тот шёпотом. — Тебе точно нужно моё забытое имя?
«Чэ». То есть, он… не варвар.
— Ты меня поцеловал, — ответила я, нервно смеясь. — Любой уважающий себя человек представится после такого.
— Ну… если быть точным, то поцеловала меня ты, пока я невинно спал.
— В моей постели⁈
— Ну, я бы не назвал это постелью…
Звучало логично, но я не искусилась логикой.
— Откуда вы здесь взялись? — потребовала решительно.
И всё же я отчасти успокоилась. Чувствовала, конечно, как горят мои уши от смущения, но вряд ли их полыхание было видно в темноте, и это успокаивало. И вряд ли мужчина, лежавший в моей «постели» представлял для меня какую-то угрозу. Словно услышав мои мысли, незнакомец обречённо вздохнул:
— Лягушка.
— Что?
— Я был заколдован в лягушку, хотя, знаете, не уверен сейчас, что не наоборот.
— А кем вы были до того, как стали лягушкой?
Врёт? Никогда не слышала о том, чтобы кого-то во что-то превращали. Это же сказки? Эдак можно и в Спящую красавицу поверить, мирно почивающую в легендарном Старом городе — столице древних королей.
Мужчина задумался.
— Не помню, — признался честно. — Кажется, кем-то был.
О есть, получается, мой поцелуй его расколдовал? Вот это провал! Элис, ты попала. Как утром я буду объяснять во́ронам наличие в своём шатре голого мужика? А ведь одежды у меня нет… И, кстати…
— А там у вас… Ну… кальсоны, например, имеются?
— Боюсь вас расстроить, но лягушки не носят кальсон.
Последняя надежда не пойми на что вылетала в дырку вместе с последними искрами костра.
— У меня тут в соседнем шатре жених, — сообщила я лягуху (ну не называть же мужчину лягушкой, верно?) — Мне кажется, ему не очень понравится, когда он обнаружит вас поутру в шатре…
— Ясно, — взгрустнул нежданный гость.
Поразмышляла, я не уверенно предложила:
— Может, я вам дам свою одежду? Ну, не эту, конечно, а запасную. Должна же быть где-то запасная одежда для меня. Конечно, мужчина в женской одежде — это не эстетично, но лучше, наверное, чем совсем без одежды.
Даже в темноте я увидела, как мой гость вздрогнул.
— Кажется, это уже со мной однажды происходило.
И тут снаружи завыл Гарм. Лягух вскочил, я быстро отвернулась и зажмурилась.
— Простите, — извинился тот и зашуршал чем-то. — Там, снаружи… это пёс бездны?
— Ну… разве что в каком-то смысле. Это Гарм, мой личный пёс… ик. Но пёсиком его вслух не стоит называть, он не любит такой фамильярности.
— Вы можете оборачиваться, я оделся.
На гостя я посмотрела из чистого любопытства. Потом раздула угли и взглянула ещё раз. Одеждой Лягух назвал шкуру, повязанную на бёдрах. Мужественно, да. У него была очень светлая кожа и довольно светлые волосы, русые или золотистые, вероятнее всего. И сложен незнакомец был превосходно. Это я, как дама уже опытная, могла оценить даже в полумраке. Всё же обнажённых торсов за эту пару дней я насмотрелась изрядно.
— Когда вы ели в последний раз?
Он задумался.
— Помнится, я поймал рыбёшку. Это случилось, когда на моей реке становился лёд. А потом какая-то великанша зачерпнула воду со мной, не заметила и вылила в чан. Я едва не сварился, но смог выпрыгнуть под её оглушительные крики.
Раз великанша, значит, очевидно, Маргарет.
— Блондинка?
— Н-нет, кажется. У неё были каштановые волосы.
Значит, Рози… Эх, Элис, глупая, ведь для лягушки, даже крупной, любой человек будет казаться великаном. Но если в реке только становился лёд… Я ахнула:
— Вы не ели месяц⁈ И не умерли с голоду?
— Я спал.
Аргумент. Я почувствовала зависть к человеку, который может взять и уснуть на месяцок-другой.
— Оставайтесь здесь, я сейчас чего-нибудь принесу, — велела я и вышла из шатра.
Залитые лунным светом горы белели точно взбитое мороженое. Я пошла к повозке где, как я знала, должна была быть какая-то еда. Что-то лохматое и быстрое бросилось мне под ноги, едва не повалив на снег.
—