Осада города продолжалась с неутихающей силой три недели и пять дней. Все тверже и суровее сжимались губы Бансара, когда он наблюдал, как по залитому кровью проходу неиссякающим потоком двигались новые и новые воины – одни вверх, на стену, другие вниз, едва переставляя ноги от усталости. С каждым днем все выше становились груды тел убитых врагов под стенами. Каждую ночь их оттаскивали прочь и хоронили товарищи.
В пятую ночь четвертой недели шум за стенами вдруг стих. Первые лучи восходящего солнца осветили долину и громадные клубы пыли над отступающим вражеским войском. Громкий крик огласил окрестности и ряды защитников. Трудно было ошибиться в его значении. Этот крик повторили те, кто отдыхал под стенами, и радость эхом прокатилась по улицам города.
Люди высыпали из домов, улицы заполнила ликующая толпа. Все страхи минувших недель выплескивались в несмолкавших радостных возгласах. С башни храма Бела взметнулся ввысь огонь победы, а следом взвился столпом синий дым, разнося весть о победе во все концы.
Стены Вавилона вновь устояли под натиском могущественного неприятеля, который позарился на богатства города и вознамерился было поработить его жителей. Вавилон процветал век за веком, поскольку был надежно защищен. Иного он попросту не мог себе позволить.
Стены Вавилона – грандиозное воплощение человеческой потребности в защищенности. Это желание свойственно всем людям. Сегодня оно ничуть не слабее, чем в те далекие дни, но теперь в нашем распоряжении имеются лучшие, более мощные средства защиты.
К числу таких средств принадлежат страховые компании, сберегательные счета и надежные вложения. Они помогают нам уберечься от неожиданных бедствий, способных разразиться в любой миг.
МЫ НЕ МОЖЕМ ОБОЙТИСЬ БЕЗ НАДЛЕЖАЩЕЙ ЗАЩИТЫ.
Глава 9. Вавилонский торговец верблюдами
«Если в сердце человека живет раб, то он и станет рабом, кем бы ни родился, ведь вода всегда стекает в низину. Будь ты свободен в своем сердце, то добился бы уважения и почета дома, невзирая на все превратности судьбы…»
Чем сильнее чувство голода, тем яснее голова и тем острее чувствуются запахи пищи.
Так наверняка думал Таркад, сын Азура. Вот уже два дня у него не было ни крошки во рту, если не считать двух винных ягод[11], сорванных в чужом саду. Больше он сорвать не успел: из дома выбежала злобная хозяйка и погналась за юношей по улице. Ее пронзительные крики все еще звучали в его ушах, когда он шагал через базарную площадь. Пальцы до сих пор дрожали, потому-то он не отваживался выхватить из корзин у торговок соблазнительные плоды.
Никогда раньше он не задумывался над тем, сколько еды свозится на базарную площадь Вавилона и как хорошо она пахнет. За базаром находился постоялый двор. Юноша стал прохаживаться перед входом, уповая встретить кого-нибудь из знакомых, чтобы занять хоть медную монетку и заручиться улыбкой на лице хмурого привратника, а не то щедрого угощения в харчевне не видать. Без монет он был нежеланным гостем и хорошо это знал.
Задумавшись, он неожиданно столкнулся лицом к лицу с человеком, которого в тот миг меньше всего желал встретить, – с долговязым и жилистым Дабасиром, торговцем верблюдами. Юноша уже давно просрочил свой долг Дабасиру, хотя обещал рассчитаться в скором времени.
– Ба, да это Таркад! – радостно воскликнул торговец. – А я-то как раз иду и думаю, когда же ты вернешь мне два медяка, одолженных месяц назад, и серебряную монету, которую ты получил еще раньше. Хорошо, что мы встретились. Мне как раз наличность пригодится. Что скажешь?
Щеки Таркада заалели. У него не было никаких сил спорить на пустой желудок со словоохотливым Дабасиром.
– Прости, пожалуйста, – выдавил он из себя, – но у меня нет ни медных, ни серебряных монет, чтобы расплатиться с тобой.
– Так достань где-нибудь, – не унимался Дабасир. – Тебе ведь всего-то и нужно, что пара медных и одна серебряная монеты, чтобы отдать долг старому другу твоего отца, который помог тебе в трудную минуту.
– Не могу. У меня все из рук валится, будто кто проклял.
– Вот как? Не вини богов за собственные ошибки. Неудачи преследуют тех, кто больше думает о том, как занять, а не о том, как вернуть заем. Пойдем-ка со мной, посидишь рядом, пока я буду есть. Я голоден, но хочу рассказать тебе одну историю.
Таркада передернуло от грубой прямоты Дабасира, но теперь он, по крайней мере, мог переступить порог харчевни.
Дабасир подтолкнул его в дальний угол, где они уселись на небольших ковриках. Когда к ним с улыбкой подошел хозяин заведения Каускор, Дабасир обратился к нему в своей обычной манере:
– Эгей, жирная пустынная ящерица, неси-ка мне козью ногу, да посочнее, а еще побольше хлеба и овощей, потому что я очень голоден. Да, и не забудь про моего друга. Принеси ему кувшин охлажденной воды. День сегодня очень жаркий.
Таркад понурился. Неужто придется пить воду, глядя на то, как Дабасир уплетает козью ногу? Но он промолчал – слова не шли на язык.
Дабасир же, однако, не умолкал. Он с улыбкой помахал рукой в знак приветствия посетителям харчевни, со всеми он был знаком, и продолжил:
– От путников, что вернулись из Урфы[12], я услышал об одном богатом человеке, который велел вырезать из камня плитку, такую тонкую, что через нее было видно насквозь. Он вставил ее в окно, чтобы защитить свой дом от дождя. Она желтого цвета, и этот путник, которому разрешили через нее взглянуть, говорит, что все вокруг показалось ему диковинным и непривычным. Что ты скажешь на это, Таркад? Может ли случиться так, чтобы мир вокруг поменял цвет?
– Всякое бывает, – пробормотал юноша, которого больше занимала жирная козья нога на блюде перед Дабасиром.
– А я вот даже не сомневаюсь, потому что сам видел подобное. История, которую я хочу тебе рассказать, как раз повествует о том, как мне удалось увидеть мир в его истинном цвете.
– Эгей, Дабасир будет рассказывать историю, – зашептались соседи и стали пододвигать свои коврики поближе. Остальные посетители прекратили жевать и тоже сгрудились полукругом. Хруст костей сводил Таркада с ума, запахи били в нос, а он один сидел без еды. Дабасир не поделился с ним козлятиной, не предложил и корки хлеба, поднятой с пола.
– История, которую я хочу рассказать, – начал Дабасир, прожевав кусок мяса, – произошла со мною в молодости. Она о том, как я стал торговцем верблюдами. Знает ли кто-нибудь из вас, что я был