— Вперёд! — рявкнул я, бросая вскачь коня. — Ефимка, не отставай. Дорогу к Подопригоре покажешь!
Почти полтысячи всадников рванули следом, резво погоняя коней по хорошо протоптанной идущей впереди армией дороге. Лес вскоре раздвинулся, разжав свои тиски, сменился широкой, покрытой рыхлым снегом поляной, затем шустро бросился с пригорка навстречу, вновь зажимая дорогу в своих объятиях. Я уже не скакал впереди, уступив первенство отряду Порохни, сместился ближе к центру, окружённый телохранителями Семёна.
Ну же, скорее! Мы уже больше двух вёрст проскакали! Где же войско⁈
Я до боли закусил губу, сдерживая рвущуюся наружу тревогу и облегчённо выдохнул, увидев, как за очередным поворотом отряд Порохни уткнулся в хвост войскового обоза.
— Догнали, государь, — зачем-то констатировал очевидный факт Семён, пряча своё недоумение за каменной маской лица.
Мол, и чего тут было на ровном месте психовать? Скачки, вон, на лесной дороге устраивать? Нормально же всё!
«И, вправду, чего это я? Тихо всё, спокойно», — я вглядываюсь в нескончаемую череду скользящих по дороге саней, силясь разглядеть задние ряды пехотинцев. — «Только полозья по накатанному насту скрипят да лошади после бешеной скачки отфыркиваются», — я вновь закусил губу, пытаясь понять, что в увиденной картине меня продолжает смущать и от души чертыхнулся: — «Так эти сани и смущают! По заведённому мной порядку, принадлежащие каждой сотне сани рядом с ней находится должны. Тогда за ними в случае неожиданного нападения и укрыться можно, и те же козлы быстро снять. Опять же и сам обоз таким образом под охраной оказывался. А тут какой-то умник весь обоз в хвост колонны определил.И следом только пара десятков копейщиков идёт. Кто хочешь; налетай и руби обозных. Хорошо хоть броньки в телеги не поклали и копья на плечах несут. Эту науку я в копейщиков на уровне рефлексов вбил».
— Царь-батюшка, — бухнувшийся из последней телеги в снег бородач, вывел меня из ступора, заставив зло ощерится.
Ну, сейчас у меня кто-то по полной огребётся. И былые заслуги не помогут! Не зря я сомневался, когда Глеба временно во главе войска поставил. Нет у него опыта командования такими силами. Холоп, он и есть холоп, пусть и бывший уже. Вот только где я нормальных воевод возьму? В очереди они у меня, пока, не стоят. Да если бы и стояли. Тут вопрос доверия на первое место сразу выходит. Слишком важен итог предстоящей битвы. Не могу я войско кому попало под команду отдать.
— Порохня, — нашёл я глазами запорожца. — Вдоль саней поскачем. И пошли вперёд кого-нибудь. Пусть Глеб ко мне навстречу скачет.
Скорость сразу резко упала. Стоило свернуть с наезженного пути, прижавшись к нависшим над дорогой соснам, как конь ушёл копытами в снег, перейдя на рысь. Мелькнула мысль передать по цепочке приказ войску остановится, но была тут же отвергнута. Нечего из-за такой ерунды воинов тормозить. Место каждого ночлега заранее распланировано. Как раз ближе к сумеркам должны дойти. А тут, пока встанут, пока опять в походную колонну развернуться. Завтра уже будем всё в правильном порядке перестраивать. А Глебу холку намылить и по ходу движения можно.
— Государь.
Я, наконец, оставив вереницу саней позади, добрался до отряда копейщиков, где меня и встретил, очевидно извещённый гонцом Порохни, Севастьян Шило, бывший подмастерье скорняка в Ельце. С самого Ельца в моей сотне и шёл, к взятию Костромы до полутысячника дослужившись.
— Где, воевода? — зло процедил я, стряхивая с себя налипшие комья снега, щедро насыпанные на меня сосновыми ветками. — Почему обоз бросили⁈
— Так где же бросили, Фёдор Борисович? — виновато захлопал глазами мой бывший заместитель. — Вон он сзади идёт. Я для охраны своих людишек приставил и сам постоянно в его сторону оглядываюсь. Отстанет кто, сразу голос подадут.
— А резать тати начнут, так и во всё горло закричат, — подпустив в голос ехидства, согласился с ним Порохня. — А пока вы вдоль саней до хвоста обоза доберётесь, там не то что спасать кого-то; всю поклажу вынесут.
— Ох и достанется сегодня на привале всем начальным людишкам, — мечтательно заявил я. — Учишь их, учишь. И всё бестолку. Стоило только без пригляду ненадолго оставить и всё по своему переиначили. Хорошо ещё, что не кровью эту науку вдалбливать приходится. Будь во главе войска не Митька, а скажем его родственник, Скопин-Шуйский, могло всё иначе обернуться. Пушек я не заметил. Хоть их догадались в хвосте обоза не бросить.
— Бросишь их, как же, — зыркнул исподлобья Севастьян. — Мизинец воеводе чуть полбороды не вырвал!
— Гаврила может! — с явным одобрением в голосе хохотнул Порохня. — Он, когда дело до его пушек доходит, на глазах звереет.
— И правильно делает, — кивнул я запорожцу. — Хоть один о своём деле по настоящему радеет. А Глеб больше не воевода и никогда им не будет. Не по плечу, выходит, овчинка. Ладно, Данила, поскакали дальше. Нужно к началу колонны выбираться.
* * *
Рёв сотни глоток, донёсшийся издалека, прокатился над лесом, усилился, напитавшись звоном железа и редкими хлопками выстрелов, стеганул по сердцу. Я замер, не успев развернуть коня, впился глазами в теряющийся среди деревьев лес копий.
— Никак напал кто-то, — выдохнул вместе с белым паром слова Севастьян.
— И не разглядишь, — подобрался Порохня.
— Да кто там может напасть? Подопригора…
— А вот и я хочу знать, кто⁈ — развернулся я Ефиму, не дав тому договорить. — Где твой Подопригора⁈ Это так он за окрестностями следит⁈
— Там может помочь как-то, царь-батюшка⁈ — выкрикнул кто-то из взбудораженного строя копейщиков. — По всему видать; бьют там наших!
— Как ты им поможешь? — зло ответил за меня Семён. — Не видишь, дорога вся воинами забита. И не пробьёшься!
Это да. По лесу брести, в сугробах надолго увязнешь. Это только в фильмах герои по снежному насту как по асфальту бегают. А лыжи все сзади в санях лежат. Если Глеб выживет, я его сам прибью! И ведь что характерно, мой план против меня же и обернулся. На марше, значит, войско Шуйского поймать хотел? Всё в деталях распланировал, идеальное место для встречи противника выбрал. Вот меня на этом