— У нас два варианта. Пойти и умереть во славу, потакая глупой прихоти инквизитора. Или окопаться с Олафом в форте и ждать, пока она и ваша церковь поумнеет. Подозреваю, ждать придется долго,… очень долго. Двести или триста лет, — выслушав, она обернулась на меня, показывая растерянный взгляд. — Для нее я создание бездны, а не посланник божий. И переубедить ее, как и вас, в обратном может только тот, кто все это затеял, — я пожал плечами, показывая неопределенность ситуации, а она в ответ опустила взгляд.
— Я, наконец, смогла накопить денег на покупку прав для проживания и работы в Терусе, а теперь все оказалось напрасным, — конечно, был и третий вариант. Распустить всю команду искателей, отправив их тайком в ближайшее поселение, но с появлением Лориан это стало невозможно. Она могла запомнить лица многих участников, и после своего освобождения устроить чистку местного населения.
— Терус, это город? На этом шаре полно мест, где можно пустить корни, — я думаю, она понимала, что речь идет обо всем земном шаре, который раньше наблюдала в виде огромного мраморного изваяния. — Не думаю, что у вашей церкви повсюду есть свои люди. И потом не все еще потеряно. В жизни бывают и приятные сюрпризы, — конечно, я не был из их числа. Но опускать руки пока рановато.
— Ха, это одно из твоих предположений о том, что инквизитор на самом деле хороший парень и все образуется? — горький смешок вырвался из ее рта. Спорить с таким утверждением было сложно. — Да, сюрприз! — как минимум ее голос не звучал отчаянно. — Люди Олафа говорят, что возможно готовится новое нападение сурийцев на их форт. Они заметили несколько стоянок, но пока не знают, когда это произойдет.
— Тогда нам остается бежать в сторону гор, но до этого нужно убедиться, что Хедур сможет идти, — вздохнув, я оставил ее разбираться с припасами и инструментами.
— Я голодна и хочу есть! — вернувшись на свой пост, я застал пленницу в привычном для нее положении, недовольно отвернувшегося ребенка. Пропустив мимо ушей ее заявление, я расположился поудобнее и продолжил свое бесцельное занятие по ковырянию и изучению своего доспеха. — Я, хочу, есть!
— А я хочу летать, — сказав это, я вспомнил, что крылья на спине делали это заявление неоднозначным. — У нас еда приправлена исключительно твоими проклятиями. Не боишься отравиться? Кроме того свою возможность ты уже упустила, жди следующего раза.
— Если я прикажу оставить всех и объявлю Олафа прощенным, ты меня отпустишь? — нельзя сказать, что такая постановка вопроса стала неожиданной. Но прежде, я ожидал подобных предложений и вариантов разрешения ситуации от кого-то из ее подчиненных. С другой стороны это звучало как-то не так. Почему только Олаф должен получить милость?
— А как насчет остальных? Чем Олаф единолично заслужил ваше прощение?… А как же смерти невинных? Кровь которых все еще на твоих руках, — возможно, сейчас появился шанс решить все наши проблемы и упрекать ее в чем-то было лишним. Но я ей не доверял, очень сильно не доверял. Возможно, только после того, как за нее поручились бы десять хорошо знакомых мне людей, я еще задумался над ее предложением. А пока она могла пообещать золотые горы и устроить ловушку на пути к ним.
— Олаф был обличен в связи с отступниками. Вся его семья должна заслужить прощение всевышнего здесь на границе, — опять эти отступники. Но если все они походили на Лихого, у местных определенно должен быть с ними счет.
— Мне почему-то кажется, что Олаф просто перешел кому-то дорогу и теперь от него хотят избавиться. Если бы не наша случайная встреча, он бы мог не остаться живым. А зная, как хорошо отступники могут скрываться среди вас, все эти обвинения могут быть ложью, которую они сами и придумали.
— Да как ты… — только она хотела начать верещать, как тут же одумалась. — У Олафа был сын, он заразился в подземельях. Все знают, что эта чума, поразив человека один раз, не дает ему шанса выжить. Но Олаф противился воле божьей и искал ответы и спасение у отступников. Ему повезло, что зараза не унесла его чадо в одночасье и ему представилась возможность проститься с ним, — не хотел бы я себе такого везения. Но в целом это проливало свет на многое.
— И что, так часто бывает, что человек с амулетом заражается чумой в подземельях? — откуда мне знать, защищал его амулет или нет. Только просто так, зная об опасности, я бы туда на его месте не совался.
— Нет, это бывает редко, точнее так было впервые за последние,… быть может, сто лет, — нотки сомнения читались в интонации, но стало понятно, что они не упустили этот момент из виду. — Это не имеет отношения к делу. Олаф через подставных лиц распространял слух о вознаграждении за рецепты и исцеления отступников, и в конце его поймали с поличным при встрече с ними! — о, ее тон от сомнений перешел к победному шествию.
— А вы уверены, что он встречался именно с отступниками, а не с простыми людьми, которых казнили без суда и следствия? — этого вполне можно было ожидать, даже в моем правовом государстве. А тут, при таком беспределе, я затрудняюсь представить, что они вытворяли на самом деле.
— Откуда тебе знать?… У них нашли бумаги отступников! И… чтобы они не говорили, учения отступников запрещены! За это объявлена казнь! — мои догадки явно застали ее врасплох и дергали за нервы.
— Чем же они так плохи, если могут помочь спасти человека? Кроме того, раз за это объявлена казнь. Почему Олаф до сих пор жив? Особые заслуги перед Всевышним? Что-то мне не верится, чтобы человек, свято верящий во все это ваше… вдруг побежал к отступникам. После таких обвинений ему было бы проще ужиться с ними, чем подвергать свою семью опасности.
— Довольно! У тебя был шанс на мое снисхождение! И то, как хорошо ты за него заступаешься, говорит о многом. Если Олаф невинен перед Всевышним, то ему нечего страшиться, — скажи это всем невинно осужденным, начиная с меня. — Вместо этого он вступил с тобой в сговор и рассказал тебе все. Иначе откуда тебе знать