Тем временем пришел хозяин своего логова. Бросив свою добычу, похожую на овцебыка, он с рычанием подбежал ко мне с намерением убийства, но не торопился нападать. Его клык, которым он меня пырнул, теперь был сломан, а вся морда с обугленными шрамами выглядела опаленной и облезлой. Если он пытался полакомиться моими внутренностями, то очевидно, ему это не понравилось. Как только я протянул к нему ладонь, он отпрыгнул от меня с диким визгом. Но затем опять подбежал и рыкнул всей своей открытой пастью, посылая в мою сторону множество брызг, которые все еще местами шипели, как на сковороде, соприкасаясь с моей кожей и волосами.
Зачем было приходить сюда, если я все еще хотел жить? В таком состоянии? В конце концов, даже эта зверюга не решалась бороться со мной. Я просто остался лежать возле толстого дерева, недалеко от прыгающего монстра, пытающегося выпроводить меня. К вечеру он утомился бесконечно крутиться вокруг и занялся своим потомством, периодически поглядывая в мою сторону и изредка издавая рык при малейшем моем движении. Так я впервые заснул.
Кошмар, от которого я проснулся рано утром, сопровождался очередным рычанием моего сторожа. Протяжный молящий рык, переходящий в стон, оставил от прежнего свирепого образа одни воспоминания. Усталость и изнеможение сменились привычными неудобствами от пережитого сна, оставившего туманное послевкусие. Мне предстояла миссия по спасению человечества. Сам господь бог послал своего ангела на Землю после страшного суда, чтобы его верные последователи не отчаялись в трудные дни.
Бред — это все, что я мог понять для себя из этого, когда сон ушел без следа. Но он определенно делал жизнь не такой удручающей после моего преображения. Возможно, подсознание таким образом подбадривало меня. Конечно, лучше бы оно делало это менее жестоким способом, вместо того чтобы трезвонить во все колокола моей, неизвестно как работающей, нервной системы.
Легко поднявшись, я пошел дальше в поисках приключений на свою задницу. Мои ладони снова начали оставлять следы на деревьях, и блуждать в сухом лесу становилось опасным. Поэтому я направился обратно к оврагу. Прошла неделя или около того, прежде чем я обвыкся и смог найти подходящую лежанку для себя, с большим количеством глины и камня. От постоянного моего воздействия, глина твердела, укрепляя каменный настил. Это было лучше, чем бояться, что развалины, оставленные далеко позади, станут еще большими развалинами и придавят меня сверху чем-то тяжелым. Или камнепад превратит все это в захоронение. Но там находилось много полезных вещей, которые я думал перенести в свое новое логово.
По дороге многие дикие виды, похожие на саблезубого барсука, пытались убить меня, но каждый раз все заканчивалось визгом. Ни один из них не превосходил по силе встреченного медведя. А в случае победы хищника, я каждый раз восстанавливался, как ни в чем не бывало. Вот так проходило время, иногда я бродил в поисках новых разновидностей животных, способных покончить со мной одним ударом. Временами я отвлекался на организацию шахматной доски и прочих поделок из керамики и твердых пород при помощи инструментов, сделанных из остатков арматуры.
Со временем я перестал искать то, чем мог бы утолить жажду вкусовых ощущений, поскольку ничего, кроме угля, донести до своего рта у меня не получалось. Любой металл, который мне посчастливилось найти, во рту становился расплавленной жвачкой. В остальном мне хватало один раз хорошенько выспаться, чтобы буквально восстать из пепла. И если не было никакой причины выбиваться из сил, мне практически не требовался сон.
Местность выглядела довольно дикой и необитаемой, никаких дорог или признаков жизни в округе десяти километров я не нашел, даже старые развалины не попадались на глаза. Только несколько пещер с полезными ископаемыми, которые пригодились не более чем для укрытия. Мои периодические купания придали моим панцирным наростам металлический блеск, и все больше походили на части доспеха. Даже запястья и фаланги пальцев покрылись прочными ободками, а когти стали бледными и больше похожими на роговые отростки. Они не проводили тепло, и это позволило мне взаимодействовать с чем-то чувствительным к жаре. Но растения по-прежнему сохли и воспламенялись со временем в моем присутствии.
Старые воспоминания и опыт тешили и томили меня скорбью. Времени для выяснения всех особенностей своего тела было достаточно. Так я выяснил, что температура отдельных участков колебалась приблизительно от пятидесяти до четырехсот градусов. Это казалось большим диапазоном. Но внутри должно быть гораздо жарче, скорее всего, больше тысячи градусов. При таких температурах все мои внутренности с костями казались чем-то сверхъестественным, иначе органика в них просто выгорела бы, и они развалились.
Мелкие, местами непривычно острые зубы во рту могли запросто что-нибудь оттяпать. А парные длинные ровные клыки создавали небольшие неудобства и мешали двигать челюсть в стороны. Хорошо хоть не торчали. Их подсчет временами становился одним из развлечений. Тонкий и на редкость длинный язык легко доставал до лба и, возможно, имел больший потенциал. Только непонятно, где он весь помещался.
Неоднократно я любовался своим отражением в воде, пытаясь понять назначение головного убора и висящих металлических плетей на спине, напоминающих сломанный гигантский зонтик. Периодически я чувствовал от них отклик и подергивание в моменты, когда на меня пыталось напасть очередное неразумное и непонятное животное. А иногда я даже сам не замечал, от чего звери разбегались в разные стороны. Лишь после лязга обрушенных фаланг и удара по спине я понимал, кто вступился и защищал меня. С таким оружием можно не думать о дополнительном оборудовании в виде копья или щита. Кроме того, мои собственные когти оказались гораздо эффективнее кустарных приспособлений, которые я поначалу использовал.
Без необходимости в воде и еде жизнь начинала казаться чем-то абсолютно беззаботным. Но все, как всегда, оказалось не так просто. После своего неоднократного отдыха в одних и тех же местах я начал замечать странности, происходящие с окружающей природой. Хотя их и так хватало, но, по крайней мере, камни и земля не должны были так себя вести. Покрываясь жилами и трещинками, они постепенно крошились, а затем образовывали что-то более плотное. Знания химии и температурных пределов — не мой конек, поэтому я решил, что все вокруг также начинало плавиться от моего присутствия.
Вторым неясным моментом были изменения в моем самочувствии. Стать чем-то