Лика провела нас к противоперегрузочному креслу (зачем оно здесь⁈), в котором, вытянув тощие ноги, развалился Диксон. На его голове красовался контактный комп-шлем, обеспечивающий прямую связь с лабораторным компом, а также с главным компом Асгарда.
— Так, так, родимый, — ворковал Диксон. — Дожмем здесь чуток, введём переменную, растянем цепочку на двенадцать процентов… Ох, как ладненько. Ох, как хорошо… Тьфу, чёрт побери!
Он стянул шлем и покачал головой:
— Сорвалась рыбка.
— Привет, Стив, — я протянул руку, и учёный крепко пожал её.
— Привет, костолом.
— Успехи?
— Успехи? Куда же без них, родненьких? А, Лика? — он потянулся к Лике и ущипнул её за мягкое место, за что получил по руке и гнусно захихикал. Невозможный тип. Худой и чёрный, как кочерга, шумливый негр без малейшего намёка на комплексы и на желание следовать установленным правилам поведения. Большинство великих учёных с вывихом — Вот руку и сердце Лике предлагаю. Не хочет
— Ах ты болтун! — возмутилась Лика.
— Ну и болтун. Зато умный.
Тут он прав. Умный. Даже чересчур. Ума у него даже больше, чем нахальства. Главный эксперт нашего научно-исследовательского центра, он без труда ориентировался в самых дремучих дебрях нескольких наук, эдакий Ломоносов широкого профиля. Он обладал потрясающей логикой, стройностью мыслей и способностью выдвигать самые невероятные теории. В сочетании с интуитивными способностями Лики они образовывали дуэт, которому под силу если не все, то очень многое.
— Выкладывай, что надумал по нашему заказу, — велел я.
— Надумал, что эксперты МОБСа и Европола ни на что не годные халтурщики.
Диксон взял со столика стрелку и, прицелившись, кинул её прямо в центр мишени, прилепленной в нескольких метрах к кожуху квантового джеструктора, напоминающего поставленную на горлышко двухметровую бутыль.
— И это всё? — спросил я, когда пауза затянулась непозволительно долго.
Диксон со свистом кинул ещё одну стрелку — на этот раз в девятку, и досадливо прищёлкнул языком.
— Сам-то читал их заключения? — спросил он насмешливо.
— Говорят, новое поколение сверхсложных соединений, типа полученных в конце прошлого века в лаборатории академика Ткачева. Оказывают сильное наркотическое, галлюцигенное воздействие на психику. Ей-Богу, студенты второго курса сделали бы заключение не хуже.
— Они не правы?
— Правы, — вставила слово Лика.
— Правы, — кивнул Диксон. — Как студенты второго курса. Нам лень было провести немного больше времени в лаборатории. Иначе они бы поняли главное — состав вещества неустойчив.
— Неустойчивые молекулярные связи? — спросил я.
— Связи как раз очень устойчивые. Соотношение элементов меняется. Представь себе шахматную доску. Фигуры расставлены в определённой позиции. Они и остаются на своих местах, только пешка вдруг превращается в коня, ферзь в ладью. Там меняются атомы. Одни элементы заменяются на другие.
— Такое возможно?
— Невозможно, Необъяснимо ни с точки зрения стандартных и нестандартных мутаций, ни с точки зрения ряда базовых законов. Но так оно и есть.
— Что это всё значит?
— Это значит… — он взял стрелку и послал её в центр мишени. — Это значит, что в этом твоём зелье присутствует какая-то иная физика.
— Что за чушь? Как может быть иная физика?
— В этих наркотиках есть нечто, что вывалилось к нам из каких-то иных реальностей. Неужели непонятно? Вспомни Страну Заколдованных Дорог, в которой ты побывал.
— Помню.
— В нашу материю, — он кинул ещё одну стрелку, она ударилась в уже торчащую в мишени и упала на пол, — вонзаются стрелы иного мира. Но хуже другое, — он замолчал.
— Продолжай.
— Хуже, что они вонзаются в сознание людей. Человек, употребляя зелье, подвергается не только воздействию наркотических веществ, но и иной физической реальности.
— И что происходит с психикой?
— Можно только гадать. Вопрос трудный. Молено сказать, философский, — он опять потянулся к Лике, чтобы ущипнуть её, на этот раз получил по руке сильнее. — Мы, суперы, имеющие доступ к вселенскому информационному полю, можем ответить на вопрос, откуда берутся в наших головах мысли?
— Не можем.
— Соображаешь, костолом. Одна из идей — мысли есть вселенские вибрации духовной энергии и заполняют все. Мозг и душа, будучи приёмником, настроенным на определённую волну, улавливают определённые передачи.
— Это только теория. Одна из многих, притом с большими дырами, — возразила Лика.
— Не спорь, родная… Ну вот, под воздействием этого кусочка иной физики душа и мозг перенастраиваются. Идёт сбой частот. В принимаемые программы вклиниваются иные, с совершенно другими частотами. Человек входит в разлад с окружающим, Это как ложка перца в торте. Но и это не самое худшее.
— Что самое худшее?
— Эти люди не просто принимают иные программы, но и служат их проводниками Они как лазерными лучами плавят мозги сограждан, вбивают в них иные передачи, Иные вибрации. Они становятся центром зарождающегося циклона И они частично уже не принадлежат человечеству.
— А кому принадлежат?
— Не знаю. Мне тебя надо спросить. Когда ты шёл по следу таинственного незнакомца, что ощущал?
— Ну… На меня повеяло чем-то… Похожее ощущение, как при контакте с Синим Шаром, — вот я и произнёс то, что боялся произнести, будто бы из опасения выкликнуть джинна из бутылки.
— Рагниты, — Диксон хлопнул в ладоши, будто услышал радостную новость. — Что и требовалось доказать.
— Но если рагниты проникли в «транспортёр Динозавров», то это… Это катастрофа.
— Не так страшен черт, как его малютки, — повторил Диксон русскую шутку, которой лет триста, и потянулся за шлемом…
10
* * *
Гиперзвуковая «Камбала» зашла на посадку и резко рванулась вниз. Она зависла на секунду над посадочной площадкой, качнулась падающим осенним листом, опустилась на резинобетон, неторопливо заскользила вправо и замерла под пятнадцатиметровой «ромашкой» обслуживающего комплекса.
— Пошли, — кивнул я Шестерневу. Дверь отъехала в сторону, и мне упруго ударила в лицо африканская жара.
— Не холодно, — поморщился Шестернев.
— А что ты хочешь? Сорок километров до Каира.
На аэродроме стояли большой «Боинг» и штук восемь самолётов малого класса. Горизонт вздымался тремя золотистыми паутинами антенн космической связи. В километре от аэродрома будто бы из песка вырастал и впивался в небо похожий на изъеденную ветрами скалу, беспорядочный, довольно уродливый и в своей уродливости противоестественно привлекательный шпиль здания Управления Космический Сообщений ОССН —