В лифте я был натянут, как струна, и не спешил заходить в квартиру, когда Аарон открыл дверь, но в конце концов последовал за ним в кухню.
— Кофе или виски?
— Виски.
Аарон достал из шкафчика бутылку со стаканами.
Я подошел к холодильнику, где на магнитах висели рисунки. Сильнее всего меня заинтересовал один. Это были кружочки и палочки, но в них угадывались человечки. Первый — маленький розовый кружочек, рядом с ним — огромный голубой, а нам ними «летал» третий, тоже розовый, в окружении темно-синих черточек.
Аарон протянул мне стакан и указал на рисунок.
— Она знает, что мама на небесах, а небеса наверху, поэтому и нарисовала ее рядом с облаками.
Я кивнул.
Справа была фотография Амелии. Она сидела в кресле пилота небольшого самолета и улыбалась.
Я залпом выпил виски и вернул стакан Аарону. Он наполнил его без лишних слов.
— Присядем?
Мы сели за стол.
— Ты пришел, чтобы подраться или поговорить? — спросил Аарон.
— Не знаю.
— Что ж, я заслужил удар по морде. Так что давай, если от этого станет легче.
Мгновение мы пристально смотрели друг на друга.
— Как долго это продолжалось?
Аарон поставил стакан.
— Около шести месяцев.
— Почему она не порвала со мной?
— Потому что любила. Однажды я поставил ей ультиматум: я или ты. Она ответила, что выберет тебя. Что для нее всегда будешь только ты.
Я помолчал.
— Тогда почему? Зачем она… связалась с тобой?
— Этот вопрос я задавал себе много раз. Как и тот, зачем связался с ней?Знал же, что она помолвлена, но… Я был эгоистом. Но не Амелия. Тут дело в другом. Думаю, она хотела, чтобы ты узнал, что она тебе изменяет.
Я поморщился.
— Зачем?
— Чтобы ты бросил ее. Тогда бы она разбила тебе сердце раньше, чем ты ей.
Для большинства людей это не имело смысла, но Аарон хорошо узнал Амелию. Его предположение походило на правду, хоть и разозлило меня.
— Элоиза... с ней все хорошо?
Лицо у Аарона просветлело.
— С ней все в порядке. Такими темпами через несколько лет она будет умнее меня.
Я улыбнулся впервые за неделю.
— А ее слух?
— Она полностью глухая. Это обычное явление у недоношенных детей.
— А ноги?
— Говоря медицинским языком, у нее саблевидные ноги, а если проще — ноги колесом. Док говорит, что через пару месяцев уже можно будет снять скобы. В остальном она совершенно здорова. Маленькая для своего возраста, но это еще одна распространенная проблема недоношенных. Полагаю, Элоиза останется низенькой, как и ее мать.
Я не был готов к этому разговору, не знал, что еще сказать, и просто кивнул.
— Слушай, я правда сожалею, что так все произошло, — продолжил Аарон. — Ты тогда сильно переживал за Амелию, а потом еще и о Элоизе узнал. Вряд ли тебе это интересно, но все же скажу, что я выучил свой урок. В тех редких случаях, когда хожу на свидания, я бегу прочь, если узнаю, что женщина несвободна.
Аарон проводил меня до двери. Я помахал ему на прощание и пошел к лифту.
— Меррик?
Я обернулся.
— Хочешь увидеться с Элоизой? Познакомиться?
Я не знал, справлюсь ли с этим, но оценил предложение.
— Давай позже отвечу?
Аарон улыбнулся.
— Конечно. Ты точно знаешь, где меня найти.
Глава 33
Эви
— Не думала, что ты придешь. Сегодня же твой последний день, верно?
Колетт кивнула.
— У меня смешанные чувства по этому поводу, и было бы неплохо поговорить с кем-то, чтобы в них разобраться. У меня сейчас мало друзей, и они не из тех, с кем делятся переживаниями.
— Хорошо, что пришла. — Я указала на блюдо с печеньем на столике. — Пожалуйста, угощайся. У меня было настроение что-нибудь испечь, но я переборщила. Если придется забирать их домой, то обязательно все съем.
Колетт улыбнулась, взяла печенье, откусила кусочек и оглядела кабинет.
— Я устроилась в Crawford Investments сразу после окончания колледжа, и последние три года не могла дождаться, когда наступит этот день, но теперь не чувствую ни облегчения, ни счастья.
— Что же ты чувствуешь?
— В основном, грусть. Может, немного сожаления.
— Сожалеешь, что уходишь?
Она покачала головой.
— Это больше связано с Мерриком.
Жаль, нельзя было сказать, как я ее понимаю, открыть бутылочку вина и поделиться переживаниями. Как профессионал, я обязана держать собственные чувства под замком.
— Расскажи, о чем именно сожалеешь.
— Много о чем. Кое-что вообще бессмысленно.
— Например?
Колетт опустила взгляд.
— Почему-то в последнее время я много думаю о тех временах, когда мы с Мерриком дружили. Вчетвером: я, мой тогдашний парень, он и Амелия, мы часто ходили на двойные свидания. Я знала, что Амелия ему изменяет, но вела себя так, словно все нормально. Не знаю, почему эти воспоминания продолжают всплывать в памяти спустя столько времени.
— Зачастую беспокойство вызывает не сам факт, что мы знали чью-то тайну, а то, что никому о ней не рассказали.
— Наверное.
— Ты сказала, что в последнее время думала об этом. А раньше?
— Раньше меня нисколько не смущало, что я знала о романе подруги и никому не говорила. Вероятно, это характеризует меня не с лучшей стороны, но что есть, то есть.
— Возможно, какое-то событие натолкнуло тебя на эти мысли?
— В принципе, нет. Если только… Меррик изменился.
— Как?
— Примерно месяц назад я вдруг заметила, что он больше улыбается на встречах и громче смеется. Он выглядел счастливым, и это значило, что все годы после смерти Амелии он был несчастлив. Он страдал.
Я нахмурилась
— Тебе казалось, он не страдал?
Она пожала плечами.
— Не знаю. Я винила его в ее смерти. Но, возможно, мне просто нужно было кого-то обвинять.
— Почему именно его?
— Меррик узнал об измене, когда Амелию привезли в больницу после аварии. Он был ее доверенным лицом, и должен был решать, какие лекарства и процедуры ей назначат.
«О, Боже!»
Колетт заметила мою реакцию и кивнула.
— Да. Это жесть.
После такого было трудно не думать о Меррике, но не он был моим пациентом, так что я сосредоточилась на том, чтобы помочь Колетт разобраться в ее чувствах.
—Похоже, в тебе говорит чувство вины. Как думаешь, почему сейчас? Потому что