Глава 27
И продолжал Иов говорить рассуждение свое и сказал:
«Клянусь Богом, отнявшим право мое, Крепким, уязвляющим душу мою, — доколе дыхание мое во мне и Дух Божий в ноздрях моих, не изрекут неправды мои уста и язык мой не скажет лжи! Вас правыми признать? Да не будет того! Пока жив, не отступлюсь от простоты моей; правоту мою держу и не выпущу из рук; не осудит жизни моей сердце мое! Да причтется к злодеям мой враг и к неправедным-восстающий на меня! Что за надежда отступнику, когда возьмет, когда исторгнет Бог душу его? Божья Сила услышит ли вопль его, когда придет на него беда? Будет ли утешаться о Крепком он и Бога призывать на всякий час? Покажу вам, что в Божьей руке; как действует Крепкий, не скрою от вас. Впрочем, вы и сами видели все; к чему же столько пустых слов? Вот какой от Бога злому удел, вот часть, что от Крепкого насильник возьмет: растут сыновья у него, — так под меч, и не насытятся хлебом потомки его; оставшихся по нем похоронит смерть, и вдовы его не оплачут его; если наберет он серебра, как песка, как грязи, наготовит одежд, — он наготовит, но праведник возьмет, и серебро получит в удел, кто чист! Он строит жилище свое, как паук, как сторож, что ставит себе шалаш; уснет богачом, но встанет нищ: откроет глаза — и нет ничего! Ужасы настигнут его, как вода, ночью унесет его смерч — восточный ветер подхватит его и сдует его с места его, ринется на него и не пощадит, как бы ни рвался он спастись! Только всплеснут руками о нем, только посвищут ему вслед.Глава 28
Глава 29
И продолжал Иов произносить рассуждение свое, и сказал:
«О, стать бы мне, как в прежние дни, как в месяцы, когда хранил меня Бог, возжигал светильник над моей главой, и в свете Его я шел среди тьмы; как был я во дни моих ранних лет, когда Бог миловал мой шатер, когда еще Крепкий был со мной и дети мои — вокруг меня; когда во млеке омывались мои шаги и скала изливала для меня елей! Выходил ли я к воротам градским, [983] посреди площади восседал — юноши прятались, завидев меня, а старцы, поднявшись, оставались стоять. Вельможи смолкали передо мной, прижимали палец к своим губам; и стихала старейшин речь, и к гортани прилипали их языки. Слышало ухо — и завидовало мне, видело око — и хвалило меня! Ибо я спасал кричащего бедняка и сироту, что помощи не найдет; благословение страдальца было на мне, и утешалось обо мне сердце вдовы. Как в ризу, в правду облачался я, возлагал на себя справедливость, как тюрбан; я был глазами для того, кто слеп, и ногами — для бессильного ходить. Для нищих являл я собой отца, в дело незнакомца вникал умом, челюсть беззаконного сокрушал, исторгал добычу из его зубов! И думал я: скончаюсь в моем гнезде, словно птица Феникс, прожив жизнь; [984] корни мои открыты воде, и роса ночует на моих ветвях; не стареет слава моя у меня, и крепок лук мой в руке моей! Предо мною стихали, внимали мне, молча выслушивали мой совет; после слов моих кончали судить, и речь моя росилась на них. Как проливня вод, ожидали меня, как позднему дождю, открывали рот: улыбнусь — не смеют верить глазам, просияю ликом — и они не скорбят! Я назначал им пути, воссев, как глава, как царь в кругу дружины своей, утешая плачущего печаль.