– Да особо рассказывать и нечего. Отец Даши, зять мой, за воротник закладывал. Поначалу немного, а потом все больше. Вот и спился. Замерз он несколько лет назад. Напился и не дошел до дома. Даше тогда всего девять было. А год спустя ее мать, дочка моя, уехала на заработки. Там познакомилась с новым мужем. У нее теперь другая семья. Двое детей. Даша там не нужна.
– Она помогает?
– Где там. Тех бы поднять. Мы с Дашей справляемся. У меня пенсия хорошая, я ведь всю жизнь на заводе проработала.
– А Даша работает…
– Откуда вы знаете?
– Случайно узнала.
– И никому не сказали?
– А зачем? Лишние неприятности. Галина Степановна, можно я задам вам еще один вопрос? Чего Даша хочет от этой жизни? Вы же близки с внучкой, я это вижу. Значит, точно знаете.
– Знаю. Другой жизни она хочет… Образование хочет получить. Хотела…
– Почему хотела?
– Потому что куда ей с такими отметками? Она ведь не говорила мне, скрывала. А мать Маши рассказала, как у нее дела в школе. Она ведь хорошо училась поначалу. А потом помочь некому было. Все сама. А маленькая была – все стихи сочиняла, и складно так! Придумает что-нибудь, а через пару минут уже напевает. Из стихотворения – песенка получилась.
– Как интересно! А мне показалось, что она мои предметы совсем не любит.
– Да вы что! Она читает запоем. Все уговаривала ее во взрослый отдел пустить в библиотеке, когда десять исполнилось.
– Спасибо!
– За что же?
– Вы только что дали мне тот «ключик», который без вас мне было не подобрать к Даше. Теперь посмотрим, что можно будет сделать. Только я вас очень прошу, пусть Даша пока ничего не знает о нашем разговоре, хорошо?
– Как скажете…
Дашу Мария Михайловна вызвала к себе на следующий день, после того как Галину Степановну выписали.
– Мне нужно поговорить с тобой.
– Говорите. Только на уроки ваши я все равно ходить не буду.
– Почему? Я понимаю все насчет подросткового бунта и прочего, но мне казалось, что ты уже вышла из этого возраста. Ты – взрослый человек, Даша, и я восхищаюсь тобой.
– В честь чего это? – Даша настороженно взглянула на учительницу.
– В твоем возрасте принимать такие серьезные решения, как работа и забота о пожилом человеке – не всякому дано. Больше скажу – не всякий взрослый с подобным справится. Большинство опустит руки и поплывет по течению. Но не ты. Только вот в связи с этим мне непонятно кое-что.
– Что же?
– Почему ты, такая целеустремленная и серьезная в своих поступках, решила распрощаться со своей мечтой о высшем образовании?
– Откуда вы об этом знаете?
– О мечте или о том, что распрощаться решила?
– О мечте.
– С бабушкой твоей пообщалась.
– Когда?
– Когда Галина Степановна в больнице лежала.
– То есть я вам бойкот… а вы…
– Даша, это все неважно. Важно сейчас другое. Ты хочешь поступить? Учиться?
– Хочу! Но все равно ничего не выйдет…
– Почему?
– Потому что меня выгонят из школы. Вчера Светлана Николаевна мне это прямым текстом сказала.
– Решать будет не только она. С остальными предметами у тебя, насколько я понимаю, все еще более-менее. Беда как раз с моими?
– Да…
– Значит так. Ты будешь приходить ко мне домой три раза в неделю. Я не знаю твой рабочий график, но ты мне просто скажешь, когда сможешь. Рассчитывай на полтора часа. Я могла бы заниматься с тобой в школе, но боюсь, что это могут неправильно истолковать.
– А зачем все это?
– Я не могу поставить тебе оценки просто так. Да тебе это и не надо. Ведь, даже если я тебе выведу самую красивую пятерку, сдавать экзамены в вуз тебе все равно придется. И там все станет ясно. Поэтому я буду заниматься с тобой. И будь готова к тому, что никакой пощады тебе не будет. Если хоть раз ты решишь, что мои задания необязательны, или без уважительной причины не придешь на занятия – наш договор будет расторгнут. Ты поняла меня?
– Мне нечем платить за дополнительные занятия.
– Я что-то сказала про оплату?
– Нет… Но зачем это вам?
– Скажем так, это мое дело. И нужно это не только тебе, но и мне тоже. Этакая «лебединая песнь». Если я смогу тебя подготовить и ты поступишь, это станет очень красивым финальным аккордом моей карьеры как преподавателя. Есть и еще причины, но позволь мне о них не упоминать.
Даша, совершенно потерянная, вышла из кабинета и прислонилась к стене в коридоре. Машка тормошила ее:
– Что? Что она тебе сказала? Отчисляют?
– Пока нет. – Даша подняла глаза на подругу и увидела, что рядом стоит почти весь класс. – Пора заканчивать этот цирк. Ясно?
Класс молча смотрел на нее.
– Даш, ты хочешь сказать, что пора заканчивать бойкот? А зачем тогда вообще это все было?
– А я знаю? – Даша зло прищурилась. – Вы точно бараны. Я ляпнула, а вы и подхватили. Своего мнения вообще нет? Нормальная она тетка. А нам пора уже мозг включать, пока всех не повышвыривали.
Зайдя в класс через два урока, Мария Михайловна, как ни в чем ни бывало, спокойно начала очередной урок литературы, сделав вид, что ничего не случилось.
Следующие два месяца стали для Даши настоящим откровением. Она сама не ожидала от себя, что может так увлечься русским, который всегда недолюбливала.
– Это очень хорошо, Даша! Просто замечательно! И метафоры к месту, и стиль выдержала почти до конца. Молодец! – Мария Михайловна черкала красной ручкой в очередном сочинении.
– Молодец, ага! Вон сколько ошибок!
– Дарья! Ошибки – это правила, которые ты вполне успешно учишь. Сложно собрать в кучу все, что было упущено, за такой короткий срок, понимаешь? Наверстаешь. Главное, что есть сдвиги, и очень неплохие. Остальное – дело техники. Дай мне минуту, я закончу с этим текстом, и будем работать дальше.
Даша по привычке встала и прошлась по комнате, на ходу погладив толстого, вальяжно развалившегося на диване кота. Она остановилась возле стены, которая была увешана фотографиями. Старые черно-белые снимки соседствовали с цветными фотографиями, сделанными в ателье. Вот маленький мальчик, которого держит за руку Мария Михайловна. Еще молодая и ослепительно красивая женщина. Рядом с ней высокий, чуть лысоватый мужчина, который держит мальчика за другую руку. Следующая фотография – этот же мальчик, только гораздо старше, смеется в камеру, держа в руках… петуха. Снимок черно-белый, и Даша