После ухода жены отец наклоняется к уху дочери.
– Вообще-то, если у тебя будет охота найти мне молоденькую, умеющую готовить лазанью, я не буду против.
– Молоденькой ты ни к чему, зачем ей старый хрыч? А по части лазаньи mamma все равно любой даст фору.
– Кто знает…
Агата улыбается. Она не верит его болтовне. Ее родители женаты уже сорок два года и не проживут друг без друга ни минуты. Их частые споры и даже ссоры из-за пустяков с хлопаньем дверью – не повод сомневаться в их взаимной любви и привязанности.
– Ты справишься? – спрашивает ее отец с неизменным итальянским акцентом, от которого так и не избавился за все тридцать семь лет жизни во Франции.
– Ты говоришь о моей работе? Придется, деваться-то некуда! И знаешь, papa, как бы меня ни огорчала порой моя работа, она не настолько утомительна, как твоя. У тебя было больше причин жаловаться.
Ему и матери Агаты было по тридцать лет, когда они поселились во Франции, в этом домике на окраине города, где живут до сих пор. Тогда они плохо говорили по-французски и не имели ровным счетом ничего. Их старшему, Антонелло, было тогда пять лет, Роза была беременна Валерией, их вторым ребенком, поэтому Джузеппе не стал дожидаться идеальной работы, ему нужно было содержать семью. Он нанялся кочегаром в котельную и проработал там до самой пенсии. Пятидневная рабочая неделя, ночные смены, работа в выходные, чтобы прокормить троих детей и оплатить их учебу… Он не хотел, чтоб Роза губила себе здоровье, горбатясь горничной или уборщицей, предпочитая, чтобы она продолжила учебу, вернулась в школу и вскарабкалась по социальной лестнице, добилась статуса, которого заслуживает. Но мать Агаты решила, что будет заниматься детьми, чтобы они не чувствовали себя заброшенными или хоть чем-то обделенными. Она осталась дома, но активности в ней всегда было на двоих. Теперь ее родителям по 67 лет. Сил у них поубавилось, разбогатеть они не разбогатели, зато горды и счастливы проделанной за жизнь работой.
– Ты нужна Хлое, побереги себя, gattina mia[2], – серьезно говорит дочери Джузеппе Мурано.
– Знаю, papa, тебе не о чем беспокоиться.
При этом она знает, что слишком много на них взваливает. В последнее время ее родители больше занимаются Хлоей, потому что Агата света белого не видит из-за работы. Они берут внучку к себе по выходным, забирают ее днем из школы, кормят обедом и держат у себя до вечера, пока Агата не вернется с работы. Никогда не жалуются, не осуждают ее, вся их забота – чтобы обе, старшая и младшая, были счастливы, и Агата безмерно признательна им за это. Ей очень повезло с родителями и с Хлоей, как и той – с бабушкой и дедушкой.
– Santo cielo! [3] – кричит на кухне Роза. – Что ты наделала, Хлоя?
Агата и Джузеппе смотрят на девочку, появившуюся в двери гостиной.
Хлое скоро десять, язык у нее подвешен на славу, как у всех Мурано, сейчас она стоит перед Агатой с гордым видом королевы, угодившей в свинарник. Она с ног до головы забрызгана грязью, но ни капельки не сконфужена.
Агата вскакивает, ей до боли жаль новенькое шерстяное пальтишко девочки, которому теперь будет очень трудно вернуть приличный вид.
– Как это вышло?..
– Я упала из-за кошки.
– Как это «из-за кошки»? – вмешивается Роза. – Ты лазила в мусорный бак? При чем тут кошка?
Агата выжидательно смотрит на Хлою. Та по своей привычке прибегает к тягучей «ковбойской» манере речи, применяя почерпнутые неведомо откуда индейские выражения.
– Не бойся, бледнолицая, кошка, то есть кот Джепетто, никуда не делась. Я выпачкалась не нарочно. Просто хотела покормить кур и упала из-за кота.
И она изображает свиной пятачок, поддев себе пальчиком кончик носа.
Агате трудно удержаться от улыбки. Между ней и Хлоей много сходства: обе рыжие, обе носят французские имена, обеим твердят, что они отворачиваются от семьи. Может, и так, но их вспыльчивость – фамильная черта Мурано.
Девочка гордо выдерживает озабоченные взгляды троих взрослых, сердясь, что те не хотят ей поверить.
Агата вопросительно приподнимает одну бровь. Вышеупомянутый жирный рыжий кот вот уже два часа, а то и больше полеживает перед камином. Маленькой хитрюге пора найти другую отговорку.
– Понятно… Наш Джепетто, как я погляжу, вездесущий.
– Везде что?
– Ве-зде-су-щий. Это когда умеешь раздваиваться-растраиваться, находиться сразу в двух и более местах. Вот же он, проказник этакий! – Агата тычет пальцем в кота. – Что скажешь теперь?
Хлоя, нахохлившись, рассматривает свои туфельки.
– Ну, так что же произошло?
– Я хотела погладить соседскую собачку.
– И?..
– Я залезла на забор и упала вниз…
– О, mamma mia! – Роза всплескивает руками и вертит Хлою, стягивая с нее пальтишко. – Сказано тебе, эта собака блохастая, не смей к ней приближаться! Она может укусить.
Агата поневоле расплывается в улыбке. Псина так себе, это верно, но такой беззубый пудель и мухи не обидит.
– Марш в ванную! – командует Роза. – Переоденешься во все чистое.
Хлоя не ждет продолжения и бежит на второй этаж.
– Как быть с ее пальто? – горюет Роза. – Совсем ведь новое! Его уже не спасти?
Надежда еще есть, Агата спешит успокоить мать:
– Ничего страшного, mamma, я отнесу его в химчистку.
– Это разорение! Лучше я сама попробую его почистить.
– Оно шерстяное, будет только хуже.
Роза ненадолго задумывается и вздыхает, побежденная.
– В чем же она пойдет завтра в школу?
– В старом! Хватит убиваться из-за ерунды, mamma, могло быть гораздо хуже.
– Да, псина могла откусить ей руку!
– Хорошо, что я не глухой и могу все это услышать! – веселится Джузеппе. – На твоем месте, cara mia[4], я бы поспешил наверх, проверить, как там дела, вдруг страшный зверь запрыгнул туда, чтобы загрызть нашу малышку?
– Bifolco! [5] – огрызается Роза и идет наверх.
Агата с улыбкой поднимает с пола пальто, засовывает его в целлофановый пакет и тоже поднимается в ванную. Хлоя рыдает там горючими слезами.
– Виданое ли дело! – Роза со вздохом приподнимает ее густую шевелюру. – Понадобятся часы, чтобы привести твои волосы в божеский вид. Сплошной колтун! Живо под душ!
Хлоя так жалобно смотрит на Агату, что у той сжимается сердце. Она знает, что девочке придется теперь долго расчесывать свои кудри и что хотя бы поэтому она впредь не подойдет к соседской