В 1925 году по специальному приглашению парагвайского правительства в Асунсьон приехал бывший профессор Инженерной академии Санкт-Петербурга Сергей Павлович Бобровский, возглавивший группу русских инженеров, основавших «Союз Русских Техников в Парагвае». В свою очередь, Союз пригласил переехать в Парагвай инженеров: Алексея Каширского, Александра Богомольца, Бориса Воробьева, Владимира Башмакова и других, сформировавших впоследствии Национальный департамент Министерства общественных работ.
К сожалению, очень скоро из разговоров с военным министром Беляеву стало ясно, что, прежде чем приступить к созданию «Русского Очага» в Парагвае, русским придется в очередной раз воевать. С 1924 по 1932 год Иван Тимофеевич и ряд его русских помощников – группа топографов, геодезистов, геологов и разведчиков совершила тринадцать экспедиций в Чако.
«В то же время назревал конфликт с соседями, – писал Иван Беляев о тех событиях. – Правительство всячески старалось избежать этого, но это делало опасным какие-либо шаги. Несколько пограничных стычек в 1928 году и позднее доводили напряжение до кризиса. Между тем боливийцы проникали все глубже в страну. В конце 1930 года я находился в наполовину организованном штабе, начальником которого был назначен подполковник Эстигаррибия. С помощью его блестящего сотрудника, майора Фернандеса, мне удалось зафиксировать полную картину вооружения противника, наших сил и сравнительное состояние военных коммуникаций. Соотношение сил, по мнению военного министра генерала Скенони, было 1:8, и, по его мнению, сопротивление было невозможно. Но, кроме этого, все преимущества были на нашей стороне: внутренние линии операции позволяли в 24 часа выбросить подкрепления на любую точку. Патриотизм солдата и его воинственный пыл были выше похвал. Младшие офицеры были отлично подготовлены рядом революций.
Чако было превосходно исследовано. Мы имели полное господство на реках и линиях железных дорог. Касадо прошла на 190 км в глубину. Благодаря озабоченности внутренними делами, северные леса были покинуты без внимания, но я, по возможности, продолжал их исследовать, пользуясь всеми случаями (Карлоса Касадо и др.). В декабре 1930 меня вызвал генерал Скенони и подал мне письмо: «Элебук! Десять боливийцев на мулах прошли знак близ Питиантуты, которую ты поручил охранять. Если ты не явишься немедленно, Питиантута попадет в их руки…».
* * *
Самой тяжелой и продолжительной оказалась экспедиция в лагуне Питиантута она тянулась полгода. Тот 1930 год оказался самым трудным в судьбе русских первопроходцев Южной Америки. Разлив притоков Параны[79] и болота с малярийными комарами вставали на их пути. Экспедиция была тогда довольно многочисленной. И потому уже на исходе первого месяца встала проблема с продовольствием и водой. К сожалению, питьевой воды в тех местах явно не хватало.
«Питиантута была центром всех невидимых индейских коммуникаций в направлении на тыл противника, а также и наших. В пять дней оттуда можно было выйти на железную дорогу Касадо на 153 км, отрезав, таким образом, все наши гарнизоны, прикрывавшие селения вместе со штаг бом Кецаго, и выйти на берега Парагвая. Генерал Скенони понял опасность, и я был немедленно отправлен туда, а за мной отряд войск для ее занятия. Там произошло первое столкновение, ознаменовавшее начало военных действий», – позднее писал Беляев.
Ещё одной бедой для экспедиции стали страшные хищники – леопарды. Их грозный рык периодически тут и там сопровождал экспедицию, когда она пробиралась сквозь джунгли. Леопарды не боялись из засады нападать на отставших или одиноких людей. И однажды леопард набросился на индейца-носильщика, шедшего в хвосте отряда. С трудом людям удалось отбить у хищника этого человека. Но зверь покалечил его, оставив на его спине и плечах глубокие раны – следы когтей и зубов. После этого события Беляев приказал стрелять в диких кошек при первом их появлении на пути отряда. Люди, напуганные нападением, стали стрелять по кустам и зарослям при каждом постороннем шорохе. И это тоже стало проблемой, так как индейцы, жившие в этих местах, могли подумать, что стрельба была открыта по ним. Тогда генерал приказал беречь патроны и стрелять только в случае прямой угрозы со стороны хищников.
Тяжелее было справиться с малярией. Лекарств не хватало. Приходилось небольшими группами отправлять больных в редкие посёлки и городки, до которых можно было добраться на лошадях. Но несколько человек всё же умерло от малярии.
Индейцы, обитавшие здесь были немногочисленны, но прекрасно знали все дороги и уголки этого края. Когда они выходили навстречу отряда, Беляев одним из первых встречал их и пытался наладить с ними контакт. Он не жалел подарков для вождей аборигенов, угощал их, усаживая за общую трапезу, пытался вести с ними разговор. Порой проводники из индейцев, сопровождавших экспедицию, знали или понимали язык аборигенов и могли объясняться с ними. Это быстро решало исход дела. Беляев заводил дружбу с кем-либо из вождей, просил проводников. Дружественные индейцы приносили с собой продовольствие, показывали, где можно найти источники чистой воды.
Наконец благодаря индейцам экспедиция открыла и нанесла на карту большое озеро с пресной водой, столь необходимой в этих довольно засушливых местах. Скорее всего, озеро представляло из себя давно образовавшуюся старицу большой реки. Возможно то была старица реки Паранаиба, возможно и реки Риу-Гранди. Озеро питалось глубокодонными родниками и не давала старице пересохнуть или превратиться в болото.
При этом, благодаря исключительной общительности русского генерала, местные индейцы, до этого очень настороженно и даже враждебно относившиеся к белым пришельцам, стали верными союзниками официального Асунсьона. У них Иван Тимофеевич получил индейское имя Алебук («Сильная рука») и был выбран касиком (главой) клана Тигров. Короче говоря, он стал для индейцев не просто своим, но почти Богом. Один из парагвайских офицеров даже написал по этому поводу:
– «Если генерал Беляев когда-нибудь вздумает опубликовать свои воспоминания, люди узнают, какими трудностями, жертвами и страданиями была оплачена попытка обжить Чако и превратить индейцев, обитающих в пустыне, в наших лучших друзей и союзников в войне против боливийских захватчиков».
Пренебрегая опасностями, испытывая нужду и голод, Беляев и его спутники нанесли на карту обширнейшие участки неведомой территории, вошли в контакт с племенами, полностью оторванными от цивилизации, и разоблачили зловещие легенды, копившиеся вокруг них. Территория Чако перестала быть загадкой. На первом Конгрессе Панамериканского института географии и истории, состоявшимся в декабре 1932 года, делегат Парагвая Рамос Хименес, обосновал права своей страны на восточную часть Чако Бореаль. Выступление Хименеса базировалось на географических открытиях в Чако, совершенных под руководством «отважного ученого, которому Парагвай обязан многим». Делегатами были отмечены заслуги Беляева как