Витторио слегка приподнял бровь, принимая кружку с водой. Его лицо оставалось непроницаемым, но в голове вихрем кружились мысли. Он сделал глоток и поставил кружку на стол. Повышение до бригадного генерала было честью, но слова Лоренцо о Бадольо и вице-королевстве вызывали настороженность.
— Бригадный генерал — это честь, о которой я не смел мечтать, Лоренцо, — ответил Витторио. — Аддис-Абеба… это звучит как мечта, достойная Цезаря. Но давай начистоту. Бадольо был столпом, его имя гремело от Ливии до Рима, и вдруг он «не с нами»? Это не просто отставка, правда? Что-то произошло — в Риме или здесь, в Асмэре. Что ты не договариваешь? И какова моя роль в этой большой игре?
Лоренцо рассмеялся, но смех был скорее театральным, чем искренним. Он откинулся на спинку стула, постукивая пальцами по подлокотнику, и его глаза внимательно изучали Витторио.
— Ох, Витторио, ты всегда был слишком любопытным, как кот, который лезет в каждый угол, — сказал он, улыбаясь, но в его голосе чувствовалась лёгкая насмешка. — Хорошо, я скажу тебе ровно столько, сколько тебе нужно знать. Бадольо сделал неверный шаг, и Рим это заметил. Подробности? Они тебе не понадобятся. Твоя роль проста, но велика: ты поведёшь авангард, твои люди будут первыми, кто войдёт в Аддис-Абебу. Ты станешь героем, Витторио, человеком, чьё имя будут помнить. А я? Я буду рядом, чтобы направлять тебя, держать всё под контролем и следить, чтобы наш триумф был безупречным. Мы с тобой — команда, и вместе мы сделаем то, что Грациани только обещал. Подумай: земли, слава, власть.
Витторио молчал, взвешивая каждое слово. Лоренцо говорил красиво, но за его улыбкой скрывалась тень расчёта. Витторио решил играть по правилам генерала, пока не поймёт, куда ведёт эта игра.
— Хорошо, дон Лоренцо, — сказал он наконец. — Я в деле. Мы войдём в Аддис-Абебу так, что даже Селассие будет нам аплодировать. Но я надеюсь, что в ближайшее время не будет сюрпризов, как на банкете.
Лоренцо хлопнул в ладоши, его улыбка стала шире.
— Вот это мой Витторио! — воскликнул он, вставая и хлопая полковника по плечу. — Никаких сюрпризов, обещаю. Только слава и победа. Готовь своих людей, и через три дня мы выступаем. Аддис-Абеба близко, и мы не заставим её ждать долго.
Они вышли на пыльный двор, где солдаты готовились к маршу под палящим солнцем. Лоренцо и Витторио стояли плечом к плечу, глядя на армию, которая должна была написать новую главу в истории Италии. Но в глубине души Витторио знал: игра, начавшаяся с яда в Асмэре, только набирает обороты, и впереди их ждут не только триумфы, но и новые испытания.
Глава 13
Берлинский июльский вечер был мягким и тёплым. За пределами шумных центральных улиц раскинулся тихий пригород Ванзее, утопающий в зелени старых лип и каштанов. Среди ухоженных садов и высоких заборов стоял загородный дом, принадлежавший пожилому промышленнику, который проводил лето в Швейцарии и сдавал своё поместье для частных встреч. Дом, построенный в стиле классицизма, с белоснежными колоннами и широкими окнами, выглядел величественно. Сад вокруг был усыпан цветущими розами и гортензиями, а гравийные дорожки тихо хрустели под ногами. Вечерний свет мягко падал на лужайки, отражаясь в стёклах окон, которые сияли, словно зеркала, в лучах заходящего солнца.
Мария Лебедева, известная здесь как Хельга Шварц, прибыла в компании Эриха фон Манштейна. Они приехали на его чёрном «Опеле», и Манштейн галантно открыл ей дверь. На Марии было платье из тёмно-синего шёлка с длинными рукавами и высоким воротом, украшенное тонкой серебряной цепочкой с подвеской в виде капли. Тёмные волосы, уложенные в аккуратный пучок, подчёркивали её строгий, но элегантный облик. Она бросила короткий взгляд на дом и последовала за Манштейном к входу. Они вошли в холл, где мраморный пол блестел в свете хрустальной люстры, а стены украшали картины в тяжёлых позолоченных рамах, изображавшие сцены охоты и пейзажи старой Пруссии.
Внутри дом был обставлен с утончённой роскошью: мебель из тёмного ореха, обитая бархатом, мягкие ковры с восточными узорами, камин, в котором обычно потрескивали дрова в холодную погоду. В гостиной, куда их проводили, уже находились Гюнтер фон Клюге и Эрвин фон Вицлебен. Клюге сидел за массивным столом, покрытым белоснежной скатертью, задумчиво перебирая серебряную ложку рядом с кофейной чашкой. Его тёмно-серый костюм был безупречно выглажен, а манжеты поблёскивали запонками с гравировкой. Вицлебен стоял у камина. Чёрный костюм, строгий и лаконичный, подчёркивал его сдержанную натуру. Разговоры в комнате были негромкими, но оживлёнными, словно перед важным обсуждением, а свет хрустальных люстр отражался в полированном дереве мебели, создавая тёплые блики на стенах, обитых тёмно-зелёным шёлком.
Мария вошла следом за Манштейном, её шаги были лёгкими, почти бесшумными. Она улыбнулась, её лицо излучало тёплую уверенность, но глаза внимательно следили за каждым движением в комнате.
— Добрый вечер, господа, — сказала она. — Надеюсь, я не мешаю вашим планам.
Манштейн улыбнулся.
— Хельга, ты никогда не мешаешь, — ответил он. — Напротив, ты делаешь вечер интереснее. Садись, кофе уже готов.
Клюге поднял взгляд, его лицо, обычно суровое, оживилось при виде Марии.
— Фрау Шварц, рад вас видеть, — сказал он, отодвигая стул с лёгким поклоном. — Без вас эти встречи были бы слишком деловыми. Эрих, ты сделал правильный выбор, привезя её.
Вицлебен, оторвавшись от камина, кивнул с лёгкой улыбкой.
— Добро пожаловать, Хельга, — сказал он. — Надеюсь, вечер будет приятным, несмотря на наши темы.
Мария заняла место за столом, её движения были плавными, почти театральными. Она знала, что её роль здесь — быть не только слушателем, но и тем, кто ненавязчиво направляет разговор. Дворецкий, остававшийся в доме во время отъездов хозяина, поставил перед ней фарфоровую чашку с кофе и серебряный поднос с пирожными, украшенными миндалём и кремом. Она поблагодарила его лёгким кивком и повернулась к Манштейну.
— Эрих, ты выглядишь так, будто уже знаешь, о чём мы будем говорить, — сказала она. — Неужели всё так серьёзно?
Манштейн сел напротив, его пальцы слегка коснулись края стола, прежде чем он ответил.
— Серьёзно, Хельга, — сказал он, понизив голос. — Взрыв в Эссене перевернул всё. Фюрер требует ответов, а у нас их нет. Это не просто взрыв, это вызов. И мы все чувствуем, что перемены не за горами.
Клюге кивнул.
— Перемены, — повторил он, откидываясь на спинку стула. — Но какие? Мы не можем продолжать делать вид, будто ничего не произошло. Гестапо рыщет по городу,