– И моя тоже.
– Ей не нужна твоя жизнь, Аида, ей нужна твоя верность. Неужели ты готова остаться с Вельзевулом? С тем, кто причинил тебе так много боли? С тем, кому ты никогда не была нужна, в отличие от меня?
Пока папа говорил, я его рассматривала. И хоть голос звучал до болезненных уколов сердца знакомо, внешне существо, сидящее рядом, лишь отдаленно напоминало отца, которого я помнила и любила. Вряд ли он вообще им когда-то был. Похоже, единственный герой, который существовал в моей жизни, был просто хорошим актером. Бессмертным и безумным.
Черты его лица заострились, под глазами залегли темные круги, а белки глаз покраснели. Кожа приобрела сероватый оттенок и обтянула череп, сделав папу похожим на монстра, в которых превращались темные души в Аиде.
Оказывается, для этого совершенно необязательно быть заточенным в аду.
– Так зачем ты меня позвала?
– Мне страшно, – прошептала я. – Я устала. Не знала, к кому еще пойти. Я дважды умирала, но никогда еще так не боялась. И я вдруг вспомнила, как мы сюда ходили однажды. Я тогда две недели провела дома после того, как неудачно упала. И страшно боялась выйти на лед. А ты, зашнуровывая мне коньки, как-то понял, что я в шаге от позорного бегства, и сказал…
– Что купил специальные шнурки от падений. И теперь ты просто не сможешь упасть, даже если захочешь.
– И я поверила.
– И шлепнулась сразу, как вышла на лед. У тебя было такое удивленное и обиженное лицо. Ты целый час пыхтела каждый раз, когда проезжала мимо. Но больше не боялась.
Он умолк. Порыв ветра опрокинул конек, стоявший на лезвии, и папа снова перевел на них взгляд. А затем опустился на колени у скамейки и принялся надевать на меня коньки.
Пришлось стиснуть зубы, чтобы не завыть.
Даже спустя столько лет он помнил, как это делается. Четкими движениями цеплял шнурки за крючки и затягивал ботинки. Ровно с такой силой, которая не даст мне травмироваться.
– Ты же обещал защищать меня от монстров, – выдохнула я, когда он закончил. – Почему ты стал одним из них?
– Мы все монстры. Я лишь не лгу об этом.
Поднявшись, я покачнулась на неровной поверхности дорожки и ухватилась за отца.
– Я так сильно хотела тебя возненавидеть. Так убеждала себя, что у меня никогда не было отца, – медленно произнесла я. – Но это неправда. У меня был папа. Самый лучший, какого только можно было пожелать. Благодаря ему я знаю, что такое чувствовать себя в безопасности. Благодаря ему я чувствовала себя особенной. Благодаря ему я занималась делом, которое люблю. И даже парня, в которого я влюбилась, не существовало бы, если бы не человек, которого я считала и буду считать отцом. Ты был монстром. Чудовищем. Убийцей. Но у меня не было никого ближе и дороже. Я не знаю, что будет дальше. Боюсь даже представить. Знаю, что мир изменится. Может, к лучшему. А может, мы отправим его в Аид. В любом случае прежним он уже не будет. Но…
Я сглотнула ком в горле.
– Но тебя в нем не должно существовать.
– Магистр Тордек, могу я спросить?
– Конечно, Аида. Что вас тревожит? Вам бы отдохнуть перед завтрашней вылазкой. Неизвестно, что может случиться на Земле в то время, как там властвует Лилит.
– Как создают камни для кастодиометров? Как в них заточают души?
Тордек оторвался от книги и тревожно нахмурился.
– Почему вы спрашиваете, Аида? Это жестокий ритуал.
– Вы знаете как?
– Конечно.
Он поднялся, отпер шкаф с кастодиометрами, на которых они когда-то учились взвешивать собственные души. Казалось, это было целую вечность назад!
– Судья берет камень и вонзает его в грудь души. Затем вырывает сердце и сжимает его вместе с кристаллом до тех пор, пока тот не впитает сердце полностью. Душа заточается в камень, а тело умирает. Это необратимый ритуал. Это вечные муки. Поэтому я повторю вопрос: зачем вам эти знания?
Я коснулась холодного камня на его ладони.
– Мы не знаем, что случится, если нам удастся изгнать Лилит. Быть может, мир и вовсе перестанет существовать, а вместе с ним и мы. Вы никогда не задумывались, что будет после настоящей смерти? Тьма? Или нечто иное?
– Аида… – Тордек посмотрел с сочувствием. – Вы должны верить в будущее. Вы – Повелительница. Только вы можете дать нашим мирам надежду.
– Но если будущее не наступит… тогда я окажусь там же, где восемь душ, которых лишили будущего очень давно. И я обещала им справедливость.
Впервые я увидела в его глазах страх. Впервые тот, кто не боялся ничего и никого и учил этому меня, испугался. Хрип застрял у него в горле, когда я вонзила острый камень в грудину, а затем погрузила в теплую плоть пальцы, сжимая сердце.
Мое собственное заходилось в истерике, а его – билось у меня в руках, становясь единым целым с камнем кастодиометра.
Когда камень нагрелся, а кровь на руке запеклась, папа рухнул на землю. Алые капли ярко выделялись на свежем снегу. Неуклюже перешагнув через тело, я снова вернулась на лед знакомого замерзшего озера.
Но папа больше не смотрел мне вслед.
* * *
Дару казалось, он сходит с ума.
В помойке валялись все кюветы с темными красками. Ряды белых, розовых, бежевых и небесно-голубых оттенков занимали весь рабочий стол. Десятки кистей валялись под ногами, но он даже не замечал, как они жалобно хрустят, ломаясь под его весом.
Снова и снова он касался кистью холста, рисуя нежные переходы облаков к рассветному небу. И снова и снова краски темнели, превращая небо в серо-красную мешанину из пыли и безысходности.
Вскоре перед ним не осталось ничего, кроме белой краски, но дар больше ему не подчинялся. Он мог хаотично возить кистью по холсту, оставлять безобразные кляксы, размазывать краску пальцами, и от его действий не зависело ни-че-го.
Аид. Тьма. Последние мгновения некогда прекрасных миров.
Высохшие скалы мира балеопалов с жуткими скелетами величественных и некогда бессмертных