— Проследи за ним, чтобы не покидал двор, — приказал я молодой служанке, которая зашла с большой корзиной, заполненной с верхом всяким барахлом.
— Да, сеньор, — молвила она и сделала вид, что не следит за нами, поднимавшимися по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж.
Я никогда не был в этой комнате при дневном свете. Ночью она казалась романтичнее. Или у меня настроение тогда было другое. Сейчас показалась простенькой, а кровать с тремя большими подушками в серых наволочках и светло-коричневым одеялом из верблюжьей шерсти без пододеяльника и вовсе убогой. Все эти недостатки искупила Арлета, которая обернулась, повисла на моей шее и жадно впилась губами в мои. Повзрослела: раньше давала целовать себя. Я, сняв только портупею с саблей и кинжалом, завалил ее, одетую и обутую, на кровать и овладел торопливо, без прелюдии. Влагалище было не таким упругим, как раньше, но все равно доставляло удовольствие. Арлета всего пару раз пискнула, видимо, когда сильно проезжал по клитору, но так и не кончила. Предполагаю, у нее голова занята другим. Слишком много перемен, которые надо как-то осмыслить и разложить там по полочкам. Это даже труднее, чем переставить мебель в комнате так, чтобы понравилось.
Когда я кончил и лег рядом, Арлета прижалась ко мне, положив левую руку на мою грудь и задала, как предполагаю, самый важный для нее вопрос:
— Как ты сумел убежать из тюрьмы? Говорили, что тебе дьявол помог.
— Имя дьяволу — пьяный охранник, который забыл закрыть замок на двери камеры, — соврал я.
— А здесь чего только не придумали! — сообщила она. — Говорили, что видели твою душу в подземелье, которая рыдала и просила отмолить ее.
— И ты, конечно, молилась за меня, — подколол я.
— Да, хотя у меня было чувство, что ты жив, — на полном серьезе молвила она. — Ходила в церковь, заказывала молебны. Все думали, что по мужу, считали меня безутешной вдовой, и не удивлялись, когда отказывала женихам. А я ждала тебя. Решила, что выйду замуж, только когда точно буду знать, что ты погиб. И чем ты занимался после побега? Плавал на своем корабле?
Так понимаю, ее больше интересует, с кем живу, поэтому проинформировал сразу:
— Да, и на корабле тоже плавал. Перебрался в Анкону. Это торговая республика типа Венеции или Генуи, только поменьше. Женился. Есть сын пяти лет. Скоро будет еще кто-нибудь. Когда уплывал весной, жена была на сносях.
— Она знатная дама? — поинтересовалась Арлета.
— Нет, берберка. Купил ее на невольничьем рынке в Каире. Она приняла христианство, но живет по законам своего народа. Это я к тому, что у них многоженство. Так что, если я вернусь со второй женой, она, может, и не обрадуется, но возникать не будет, — рассказал я.
— Ты хочешь, чтобы мы поплыли туда с тобой? — задала она вопрос.
— А что вам здесь делать⁈ Теперь это мусульманский город, — ответил я.
— Может, его отвоюют, — предположила она.
— Все может быть, а потом опять потеряют. Мусульман здесь намного больше, и они рядом, им не надо плыть через море. Если наш сын останется здесь, то рано или поздно погибнет в очередном сражении с ними. Ты хочешь ему такую судьбу? — задал я встречный вопрос.
— Нет, — не задумываясь, ответила она, — но здесь у нас феоды, дом в Акре…
— Во-первых, это уже не ваши феоды, хотя я могу похлопотать, чтобы вам их вернули. Во-вторых, я богатый человек. У меня в Анконе много земли, два дома: один в центре города, второй в селе в трех милях. Там тихо и спокойно, никаких мусульман. Один из членов Совета крестный отец моего сына, а я — его внука, — похвастался я и, помня о неистребимой тяге к власти у западноевропейцев, добавил: — Наш сын, когда вырастет, сразу войдет в высший свет общества и, может быть, со временем станет одним из руководителей республики. Мне предлагали место члена Совета. Пока отказался.
— Не знаю, все так внезапно… — произнесла она.
— Подумай, время есть. У меня контракт с Саладином до конца теплого сезона. Потом отправлюсь в Египет, а оттуда на своем корабле в Анкону. Если надумаешь, поплывем вместе, — сказал я.
— Ты у него на службе⁈ Разве он берет христиан⁈ — удивилась Арлета.
— Почему нет⁈ У него, как и у любого другого правителя, служат люди разных национальностей и религий. Если они нужны, на это закрывают глаза. Денег у него много, платит щедро и вовремя, — поведал я.
— Мне говорили, что сарацины обязательно заставляют перейти в их веру, — рассказала она.
— Это пленным предлагают перейти в ислам, если хотят спасти жизнь и не стать рабами. После недавнего сражения многие согласились, в том числе и рыцари, — сообщил я.
— Не может быть! — воскликнула она. — Нам рассказывали, что все отказались и погибли!
— Кто вам мог это рассказать, если все погибли⁈ — насмешливо поинтересовался я.
Возразить ей было нечего, поэтому перевела разговор на более понятную тему:
— Если поеду с тобой в Анкону, кем я там буду?
— Моей кузиной, которой пришлось бежать из Акры, захваченной сарацинами. Тогда никто не будет удивляться моему хорошему отношению к Гуго, — ответил я. — Поживешь с нами. Если не поладишь с Тинтой, моей женой, куплю дом по соседству и буду приходить в гости, — придумал я.
— Что люди будут говорить⁈ — испуганно произнесла Арлета.
— Да никого там этим не удивишь! — успокоил я. — Мужчин все время не хватает. Так что ты будешь не единственной безутешной вдовой, которую навещает чужой муж.
— Все равно неудобно будет, — не унималась она.
— Тогда наладь отношения с Тинтой — и будет нам всем счастье, — пожелал я.
Во дворе послышался громкий говор. Я встал с кровати, глянул во двор через щели деревянных жалюзи. Возле ворот стояли трое воинов-мусульман, о чем-то говорили с Шимуном.
— Сарацины пришли. Пойду разберусь, а потом съезжу за своими слугами, — сказал я, на ходу надевая портупею.
Когда я вышел во двор, разговор там уже шел в спокойном тоне. Оказалось, что недоразумение вышло из-за Гуго, который решил сразиться с сарацинами. Шимон успел остановить его и стащить с коня. Увидев меня, все трое воинов поприветствовали, улыбаясь радостно, как близкому другу, и тут же пошли дальше.
— Есть, чем нарисовать полумесяц на воротах? — спросил я слугу.
— Сейчас найду, — пообещал он.
— Сделай это, а я пока съезжу за своими людьми, — приказал я.
У меня теперь, кроме слуги Чори, есть оруженосец Иштван, который не отходит от него, потому что на арабском и арамейском знает