Первым делом я попробовал нарисовать руну на ветках, получалось так себе, но затем плюнул и перенес начертание прямо на лазурит, предварительно обработав поверхность инструментами. Мне сейчас нужно просто разобраться, будет это работать или нет, поэтому на условности я откровенно наплевал.
Руна получилась с третьей попытки, во всяком случае, я засчитал именно ее. Дал время немного подсохнуть и достал Камень рун из кармана, прикладывая к готовому рунному камню.
— Ну, давай, как ты работаешь?
Нифига не работало. Грубый метод не прокатил, тогда я уселся в позу лотоса, так она вроде называется и распределил камни в руках. Потом попытался впасть в состояние медитации, и практически сразу почувствовал отклик. Камень Бурь, словно откликнулся на моё состояние, немного нагреваясь, и показывая, что готов к работе, осталось только направить его энергию в лазурит и руну.
Что я в итоге и сделал, испытывая при этом боль как будто меня током ударило. Этер пользовался моим телом, точнее теми сетками шрамов, что я получил во время Звездного Дождя и проходил через меня, в сторону руны. Это был поток, и я мог в любой момент закрыть кран, а вот как понять накачалась ли руна энергией до нужного состояния, я не знал, пока Камень Бурь не стал ледяным и тем самым не вывел меня из медитации.
— А черт! — воскликнул я, откидывая его в сторону и понимая, что происходит что-то не так. Он так реагирует только если опасность.
Я посмотрел на лазурит и заметил, как внутри него что-то происходит. Весьма нехорошее. Первое же решение, инстинктивное, я быстро поднялся, и немного разбежавшись зашвырнул его в реку, а затем начал складывать все вещи обратно, и собираться. Дело сделано. Это работает. Но это опасно. Могло и бахнуть, действительно.
А когда я собрался, закинул рюкзак за спину и уже собрался покинуть это гостеприимное место. Оно и бахнуло.
Глава 2
Однажды в прошлой жизни, на Земле, мне довелось видеть, как под водой взрывают десять килограмм взрывчатки. Это был спорный с точки зрения закона эксперимент, но опыт есть опыт. Тогда мне казалось, что-то оглушительное, первобытное впечатление превзойти невозможно. Как же я ошибался.
Все началось с короткой, противоестественной тишины. Она длилась не больше полсекунды, но в этот миг замерло все, застыли на лету птицы, умолк ветер в кронах, и даже река, казалось, перестала течь. А потом вода сделала глухое, утробное бульк. И следом грохнуло.
Земля подо мной содрогнулась. Ударная волна, плотная и невидимая, врезалась в грудь, вышибая воздух из легких с такой силой, что перед глазами на миг потемнело. Ветки над головой затряслись в безумной пляске, осыпая меня дождем из сухой листвы. Я инстинктивно вжался в землю, прикрывая голову руками. В этот момент Камень Бурь, который я все еще сжимал в ладони, выскользнул из ослабевших пальцев и беззвучно укатился куда-то в траву.
Грохот не стихал. Он катился по лесу, отражаясь от стволов вековых деревьев, множась и усиливаясь, превращаясь в сплошной, давящий на уши рев. Казалось, сам мир раскалывается по швам, а небеса вот-вот обрушатся на мою никчемную голову.
Когда звук наконец угас, сменившись гулким звоном в ушах, я еще несколько секунд просто лежал, не в силах пошевелиться. Сердце колотилось о ребра, как пойманная в клетку птица, а каждый вдох давался с трудом. Над рекой, в том месте, где я утопил лазурит, поднимался исполинский столб пара и водяной пыли.
Высоченный, метров на двадцать, а может, и все тридцать. Он медленно оседал, клубясь и расползаясь, превращаясь в плотную завесу тумана, скрывшую противоположный берег. А вода… вода вокруг эпицентра кипела. Она бурлила, пенилась, расходясь к берегам грязными, неровными кругами.
— Вот дерьмо, — прохрипел я, с трудом поднимаясь на четвереньки. Голова кружилась. Я увидел свой рюкзак — его отбросило к дереву, и он напоролся на острый сук. Ткань разошлась, и часть моего скудного скарба вывалилась на землю. — Вот же жопа!
Паника подстегнула лучше любого кнута. Я подполз к рюкзаку и начал судорожно запихивать вещи обратно. Все вперемешку, как попало. Дыра была огромной. Пришлось доставать моток веревки и наспех обматывать рюкзак, чтобы он хоть как-то держал форму и не растерял содержимое по дороге. И только потом я вспомнил про Камень Бурь.
Сердце ухнуло в пятки. Потерять его сейчас было бы равносильно смертному приговору. Я опустился на колени и принялся шарить по траве и опавшей листве, лихорадочно разгребая лесной мусор. Где он? Где⁈ Пальцы натыкались на обычные камни, корни, влажную землю. Наконец, под лопухом я нащупал знакомую гладкую поверхность. Он! Слава всем богам, каким бы то ни было. Я крепче сжал его в руке. В следующий раз нужно придумать ему более надежное убежище, чем карман или ладонь. Особенно учитывая мою новообретенную склонность взрывать все непонятное.
В этот момент что-то ощутимо ударило меня по голове. Потом по плечу. Я вскинул голову и опешил. С неба падал рыбный дождь.
— Да черт тебя подери! Зараза! — заорал я, скорее от изумления, чем от боли, отскакивая под защиту густых еловых лап.
Их были десятки, если не сотни. Рыбины всех размеров, подброшенные в небо чудовищной силой взрыва, теперь возвращались на землю. Они шлепались в воду, бились в предсмертных конвульсиях на прибрежном песке и в траве, застревали в ветвях деревьев. Некоторые, самые везучие, падали обратно в реку и, оглушенные, уносились течением.
Туман над водой начал рассеиваться, открывая сюрреалистическую картину. Река стала мутной, грязного цвета, по поверхности плыли обломки чего-то темного и плотного. Не дерево. Что-то другое… Похоже на панцирь или хитин огромного существа. Я не стал вглядываться, инстинкт выживания вопил, что сейчас не до любопытства. Все мое внимание переключилось на рыбу.
Первая, что попалась на глаза, была размером с мою ладонь, серебристая, с темными полосами вдоль боков. Я схватил ее — она дернулась, скользкая и сильная. Не раздумывая, сунул в рюкзак, прямо поверх остальных вещей. Вторая, покрупнее, килограмма на два с половиной. Туда же. Третья…
— Хватит жадничать, — прошипел я сам себе, но руки действовали будто отдельно от сознания, хватая еще одну крупную рыбину. — Беги уже!
Но первобытный инстинкт, инстинкт голодного человека, получившего внезапный дар, был сильнее страха. Еще одна. И еще. Рюкзак оттягивал плечи неприятной тяжестью, но я продолжал, пока не набил его рыбой под завязку. Штук семь или восемь самых приличных экземпляров.