Доктор вскинул глаза:
— Так, ты думаешь…
— Почему бы и нет? — негромко хохотнул Алексей Николаевич. — В мадемуазель Эжени полгорода влюблено было. И не только гимназисты… А Горохов, похоже, квартирку бывшей возлюбленной навестил. Иначе откуда у него книги с ее экслибрисом?
Иван Палыч старался держать руку на пульсе расследование, столь важного для него самого и его юной супруги. К тому же, не менее важно был контролировать ЧК, как сейчас, так и в будущем — доктор все начал строить новую жизнь, не такую кровавую, как в настоящем прошлом. Другую! И кое-что же удавалось. Не было произвольны арестов «для галочки», на территорию уезда (по ходатайствам Бурдакова и Семашко) не были направлены продотряды (продразверстку сбирали сами и весьма гуманно). За счет запасов сырья еще работали заводы и фабрики, кое-что удавалось достать по бартерным сделкам. Бывшим владельцам, кто не успел убежать и хорошо знал свое дело, по инициативе Ивана Палыча предложили директорские должности — многие с удовольствием согласились. Сходил на нет и саботаж. Вот только, похоже, немцы воду мутили.
Управившись со всеми своими делами в городе, доктор сразу же отправился в ЧК, и застал Гробовского уже на выходе — тот садился в машину.
— Мы на кладбище, глянуть на склеп, — оглянувшись, пояснил Алексей Николаевич. — Подождешь?
— Нет уж. Я лучше с вами.
— Ну, садись тогда…
Кроме вислоусого шофера и самого начальника в машине уже сидело двое молодых парней в кожанках. Сотрудники ЧК — Михаил Иванов и Коля Михайлов, так их представил Гробовский. У Коли из кармана торчала обложка книжки… Кажется — «Смерть в старом склепе». Ну да, она и есть.
— Товарищ Карасюк! Поехали.
Передвинув какой-то рычажок, водитель выскочил из машины и запустив мотор заводной ручкой, забрался обратно в кабину, точнее сказать, в салон, прикрытый лишь сверху на манер фаэтона. Что поделать, полностью зарытые автомобили все еще были вновинку. Впрочем, привыкли и к таким — все не пешком!
— Глянем на склеп, а там сообразим, — на ходу пояснил Алексей Николаевич, — Потом у нас арест… ну, это уже на обратном пути. Представляешь, какая-то сволочь поперла лампочки с семафоров! Красников переквалифицировал с хищения на диверсию и спихнул материал нам. Хорошо, хоть с подозреваемыми!
Наблюдение за домом в Печерке никаких результатов не принесло, как и осмотр бывшей квартиры Несвицких, ныне — коммуналки. Впрочем, кое-что там все-таки выяснили — пару месяцев назад Горохов туда заходил, и, представившись наследником, забрал все книги, которые еще не успели сгореть в печках.
Что ж… хоть что-то…
Католическое кладбище располагалось в городской черте, радом с костелом Святой Анны. Небольшое, ухоженное, с красивой чугунной оградой и мраморными намогильными памятниками, оно казалось принадлежащим какому-то иному миру.
Склеп семьи Несвицких напоминал небольшой особнячок и тоже выглядел вполне ухоженно. Расчищенный от снега вход, памятники, табличка: «Rodzina Nieświeckich» («Фамилия Несвицких»)… И то, что нужно: «Эжени Несвицкая. Прощай навсегда!» и, чуть ниже — даты: 16.02.1890 — 10.02.1913.
На гранитной плите, очищенной от снега, лежал букетик красивых синеньких цветов — пролесков.
— А цветы-то недавние! — наклонившись, промолвил Гробовский. — Да и вон, следы… Кто-то навестил могилку дня три назад, максимум — неделю. Ну, да — на годовщину смерти…
Доктор, не отрываясь, смотрел на табличку с датами.
— Иван Палыч! — хмыкнул чекист. — Ты что, заснул?
— А сегодня у нас число-то какое? — негромко спросил Иван Палыч.
Один из парней — Михаил Иванов — шмыгнул носом:
— С утра первое марта было. По новому стилю.
— А по-старому? Год нынче високосный… Шестнадцатое февраля!
— Шестнадцатое? — глянув на табличку, Гробовский ахнул. — Ну, Иван! Ну, голова! Так он может… вот уже сейчас…
— Идет кто-то! — ахнул Михаил.
— Так! Срочно где-то укрыться.
Коля Михайлов сходу предложил — склеп. Ну, а что? Очень даже удобно. Тем более, что поблизости больше ничего подходящего не было.
Внутри оказалось холодно и сумрачно… но, ничего, стоять было можно.
Гробовский осторожно выглянул:
— Эх… кажется, не он!
— Черт… — дернулся вдруг юный чекист Коля… любитель бульварного чтива.
— Тихо ты!
— За проводок какой-то зацепился…
Проводок… — машинально подумал Иван Палыч. Зачем в склепе проводок? И книжка еще эта… «Смерть в старом склепе»… Смерть, да же… Смерть! Проводок!
— Бегом отсюда! — прокричал доктор. — Живо! Бегом!
Он выскочил первым. За ним — не спрашивая — Гробовский и парни…
За спинами их громыхнул оглушительный взрыв!
Глава 21
Оглушительная волна ударила в спины, швырнув всех четверых в сугроб у ограды. На мгновение в округе воцарилась полная, звенящая тишина, а затем их накрыло градом мелких камешков, земли и осколков мрамора.
Иван Палыч первым поднялся на колени, отряхивая с лица снег и пыль. Голова гудела, в висках стучало.
— Все живы? — его голос прозвучал приглушенно, как из бочки.
— Цел… черт… — заковылял Гробовский, потирая ушибленное плечо. — Вот ведь… зараза!
Михаил и Коля, бледные, но невредимые, уже вставали, ошарашенно оглядываясь.
Там, где секунду назад стоял изящный фамильный склеп, зияла черная воронка, усеянная обломками камня и искореженными железными прутьями. От «небольшого особнячка» не осталось ничего.
— Ловушка… — хрипло произнес Гробовский, с ненавистью глядя на дымящиеся руины. — Знал, собака такая, что мы придем? Или догадался? И оставил нам «подарок». Настоящий Профессор.
— Уверен, что это было приготовлено для нас? — поморщился Иван Павлович. — Скорее всего так, на всякий случай. От непрошенных гостей.
Гробовский пожал плечами.
— Ты уверен, что это был не Букинист? Тот, кто подошел?
— Не уверен, — мрачно признался Алексей Николаевич. — Из склепа обзор был никудышный. Только тень мелькнула. Показалось, что не он. А потом… непонятно. Не могу ручаться.
Он махнул рукой своим помощникам.
— Осмотреть все вокруг! Каждый сантиметр!
Пока молодые чекисты, осторожно перебирая обломки, обследовали периметр, Иван Палыч подошел к краю воронки. Его взгляд, привыкший замечать неочевидное, упал на клочок бумаги, прижатый к земле уцелевшим обломком гранитной плиты. Он не был обугленным — значит, находился не внутри склепа, а снаружи. Кто-то его обронил. Возможно, тот, кто был здесь…
— Алексей, гляди, — он наклонился и поднял треугольник плотной, желтоватой бумаги. Это было письмо. Сложенное и перевязанное тонкой бечевкой. Оно явно пролежало здесь недолго — бумага была чистой, не намокшей. Точно выпало! Еще бы, такая взрывная волна! Гость явно не ожидал такого поворота, вот и рванул со всех ног. А письмо то и выпало из кармана.
Гробовский подошел, осторожно развернул лист. Текст был написан чернилами, причем явно не нашими, четким, убористым почерком. Гробовский пробежался глазами, лицо его стало каменным.
— Ну, что? — тихо спросил Иван Палыч.
— А черт его знает! — пожал тот плечами. — Ни слова на русском!
— Как это?
Иван Павлович схватил лист, глянул.
— И вправду… Немецкий язык, кажется.
— Владеешь?
Доктор покачал головой. Михаил и Петр языка тоже не знали.
Гробовский молча сунул сложенный листок во внутренний карман тужурки.
— Нам нужен переводчик. Срочно, — отрывисто бросил он. — И не абы кто. Человек, которому можно доверять. Кто его знает, что тут написано?
— Вера Николаевна Ростовцева, — сразу же предложил Иван Палыч, садясь в машину рядом с ним.
— Она же вроде по французскому спец? В школе его преподает.
— Она бывшая дворянка, свободно говорит по-французски, но и немецкий, думаю, ей не чужд. К тому же, она человек надежный.
Гробовский коротко кивнул, давая знак водителю трогаться.
— В Зарненскую школу. Быстро.