— Мест нет, говорят, — объяснил солдат с подвязанной к шее забинтованной рукой и перевязанным глазом. — Вот обратно и вернулись. Говорят, своим ходом чтоб шли. А то скоро здесь германец будет. Поезда больше не поедут.
Георгий заметил девушку с красным крестом на переднике, вышедшую на крыльцо с тяжёлым ведром. Он подбежал к ней и сразу узнал ту самую барышню с симпатичным, широким лицом, которую он видел в лесу возле Марьянки.
— Прошу прощения, сестра, что отвлекаю… — Георгий замер. Его взгляд упал на ведро. Там лежали две окровавленные человеческие ноги со следами чёрной гнили.
— Простите, но мне некогда, — девушка прошла мимо. — Очень много работы… А что у вас?
— Не у меня, — Георгий отвёл взгляд от содержимого ведра, сдерживая позывы тошноты. — Мой друг… у него рука… Сепсис, боюсь, начался, надо обработать.
— Подождёт пускай. Очень большая очередь на перевязку, — медсестра дошла до кучки из пары десятков отрезанных рук и ног и вытряхнула туда ещё две конечности. Сделала она это с таким будничным видом, словно выливала воду, а потом развернулась и быстро зашагала обратно.
— Постойте, не надо перевязывать. Я сам перевяжу. Только дайте какой-нибудь антисептик.
— Нет у нас медикаментов, простите.
— Тогда просто чистые бинты.
— Ладно, я поищу.
Георгий вслед с медсестрой забежал в дом. Комната, в которой он оказался, была забита ранеными. В нос ударил запах крови. Из соседнего помещения вынесли солдата с перевязанными культями обеих ног.
Получив чистый бинт, Георгий вернулся к Гавриле и заново перевязал тому ладонь, промыв водой из фляги. Парень чуть не выл от боли, когда отдирал старую тряпку, а рука его выглядела ужасно.
Вернулись к особняку, Георгий заметили знакомую физиономию и глазам не поверил. Здесь был унтер-офицер Губанов. Он тоже заметил своих подчинённых и направился им наперерез, хромая на правую ногу.
— Так-так-так, кого я вижу. Студенты вернулись. Что, струсили, удрали? — от пронзительного, злого взгляда Губанова хотелось спрятаться, но Георгия грубые слова задели за живое. После всего пережитого эта падла его ещё и в трусости обвиняет? Такое скотство за гранью добра и зла.
— Никак нет, господин старший унтер-офицер, — проговорил Георгий, глядя в глаза унтеру и едва сдерживая закипающую ярость. — Мы отступили по приказу поручик Анохина.
— И где он сам?
— Погиб во время сражения с германской кавалерией на дороге.
— Вот как. И кто с вами ещё был?
— Старший унтер-офицер Пятаков из четвёртого взвода и прапорщик Веселовский.
— А они где? Тоже погибли?
— Никак нет. Где Пятаков, не могу знать. Утром был здесь. А прапорщик — возле перевязочного пункта вместе с ранеными. Он зрение потерял. Сходите, посмотрите, если не верите.
— Будет надо, схожу. Ты мне тут не командуй, — грозно проговорил Губанов, почувствовав неуважительный тон. — Вам было велено патроны собрать. Собрали?
— Так точно. Набрали полные сумки. И достали пулемёт.
— Какой ещё пулемёт?
— Обычный, системы Максима. Вон он стоит, родимый.
Губанов обернулся и посмотрел на загруженную соломой подводу, на которой восседала стальная, зелёная туша, закреплённая на станке без щитка.
— Хм. Пулемёт — нужная вещь, — новость как будто немного успокоила унтер-офицер. — Лошадь есть?
— Под навесом стоит.
— А где патроны? Мы весь боекомплект расстреляли. Что вы там насобирали?
— Прошу за мной.
Пачки и обоймы до сих пор лежали в углу комнаты вместе с личными вещами солдат, охранять которые Пятаков оставил одного из бойцов.
— Мало будет. На всех не хватит, — Губанов взял пачку маузеровских патронов. — А это что? Германские зачем притащили?
— Потому что наших было мало. Если трофейные винтовки у кого есть, раздайте им, — сказал Георгий.
— Ты мне не умничай! А то по зубам получишь, — пригрозил Губанов. — Иди лошадь накорми. А ты… — он с недовольством посмотрел на Гаврилу. — Ты — тоже.
Выйдя на улицу, Гаврила процедил:
— Вот же свинья. Так и хочется ему в рыло дать. И чего его не убило?
— Говно не тонет, — ответил Георгий.
Напоив и покормив клячу, они сели под навесом рядом с лошадьми — здесь было теплее, чем на открытом пространстве — и продолжили уплетать яблоки. Опять пришли мысли об отступлении. Кто виноват в таком бедственном положении? Вряд ли солдаты. Те покорно кладут головы на поле боя, выполняя свой долг. Значит, кто-то наверху бездарно командует. Именно там корень всех бед. Накрыли досада и бессильная злоба. И так стало обидно, что кулаки сжались до трясучки в руках, а изо рта вырвалась тихая ругань.
— Ты чего? — спросил Гаврила.
— Ничего… Просто… не понимаю. Какого хрена? Какого хрена кладут столько народу, а мы всё равно отступаем? Там же… там же тысячи людей гибнут! И всё без толку. Не понимаю…
— А что тут понимать? Говорю же тебе, отсталые мы, как и генералы наши.
Георгий закрыл глаза. Эмоции отступили, навалился сон.
Глава 10
Вековые сосны подступали к дороге с обеих сторон, в их тени притаились редкие лиственные деревья, дрожащие на холоде голыми ветками, а обозы и колонны солдат текли сквозь лесной массив сплошным серо-коричневым потоком.
Возы всех мастей запрудили широкую дорогу, ставшую для отступающих последним спасительным коридором. Они медленно двигались в несколько рядов, перемешавшись меж собой в беспорядочном бегстве, и никто уже не смог бы разобрать, где какой полк и дивизия.
Среди зелёных военных повозок тащились телеги и сани с ранеными, дрожащими от холода, стонущими, опутанными бинтами и накрытыми старыми одеялами, половиками и прочей ветошью, какая нашлась в деревнях. Попадались в этой сумятице и крестьяне, напуганные приближением германцев и покинувшие свои жилища. Бредущие вместе с армией старики, женщины, ревущие дети дополняли картину хаоса. Кто-то вёз свой скарб на подводах, кто-то — на небольших тележках, а иные — на собственном горбу.
Люди постоянно останавливался, разводил костры среди леса, где снега было навалено по колено, там же дремали брошенные возы, которые кто-то посчитал не слишком важными в сложившихся обстоятельствах, а остальные продолжали свой безнадёжный путь прочь от Сувалок, куда уже заходили германцы.
Среди обозной прислуги разлетелась новость, что враг пытается окружить армию, готовит котёл, и это походило на правду. Ещё вчера Георгий узнал, что штаб пятьдесят третьего корпуса пытался отойти на восток, к городку Сейны, но потом вернулся, поскольку германцы перерезали путь и обстреляли обозы. Поэтому сегодня армия двинулась по другой дороге: на юго-восток к Гродненской крепости.
Вчера Георгию удалось вздремнуть от силы пару часов, а потом мытарства возобновились. Вечером унтеры Пятаков и Губанов отвели свои отряды к месту дислокации штаба пятьдесят третьей дивизии, где