Каковы шансы у обычного пехотинца дотянуть хотя бы до следующего Нового года? Какова средняя продолжительность жизни на передовой? Неделя-другая? И выбраться отсюда — возможностей никаких, если только в деревянном ящике или калекой. Солдатами не рождаются, солдатами умирают, как пелось в одной не слишком известной песне.
Но мысль о дезертирстве Георгий отбросил сразу. Во-первых, было в этом что-то постыдно-трусливое, неприятное для чувства его собственного достоинства. А во-вторых, он и смысла-то в данном акте не видел никакого. Всё равно ведь смерть нагонит, если суждено. Она здесь повсюду, за каждым кустом, за каждым деревом, в небе и на земле.
К тому же сам факт второй жизни вселил некоторое безразличие к костлявой бабке с косой. А вдруг в следующий раз больше повезёт? В прошлой жизни Георгий не верил ни в карму, ни в переселение душ, ни в прочую мистику, но сейчас его мировоззрение перевернулось с ног на голову. Кто и зачем запихнул его в прошлое? За какие прегрешения наказал? А если здесь хорошенько помучиться или отличиться чем-нибудь, или помереть геройской смертью, быть может, в следующий раз его определят в места более спокойные и приятные?
— Эй, вольнопёрый, кушать будешь? — крикнул с улицы кто-то из солдат.
Всё это время бойцы торчали снаружи у костра. Угрюмое бормотание пару раз прервалось бодрыми выкриками и гоготом. Есть Георгий хотел сильно, поэтому, разумеется, вышел. Заодно подумал, ноги размять, чтобы совсем не задубели.
Лес погрузился в холодный мрак. Снег усиливался, начиналась метель. К расположению взвода как раз подкатили походную кухню, и солдаты выстроились с котелками получать порцию долгожданного ужина. Встал вместе со всеми и Георгий, подняв воротник шинели, за который мерзкий ветер так и норовил забросить комья мёрзлой крупы. Пока ходил, ноги согрелись, правда, на обратном пути чуть не заблудился. Держался с одним солдатом, а тот сам путь еле отыскал.
Баланда, наваленная в потёртый котелок, была ужасна и на вид, и на вкус. Вязкая, слипшаяся кашица с парой мясных огрызков оказалась пересоленной. Но желудок требовал еды, и Георгий запихивал в себя ложку за ложкой несъедобного блюда. Он сидел у костра вместе с несколькими солдатами, протянув ноги к дрожащему огоньку, гнущемуся к земле под ударами порывистого ветра. Сапоги постепенно прогревались.
— Похлёбка всё гаже и гаже с каждым днём, — жаловался крупный солдат с довольно интеллигентным лицом, поросшей короткой чёрной бородкой, которое выделялось на фоне грубых физиономий теснящихся у костра мужиков.
— Ешь давай, не бухти, — хмыкнул рябой. — Горячая каша — самое то в такую-то стужу.
— Гаврила дело говорит, — согласился ещё один боец, остроносый, мелкий мужичок лет сорока. — Варево так себе. Видать, повара совсем обленились.
Ему никто не ответил, поскольку внимание всех привлёк молодой солдат, разразившийся в очередной раз рвущим горло кашлем. Парень весь сжался и чуть котелок не выронил из рук. Так и сидел, пока не закончился приступ.
— Ну-ну, братишка, гляди, кашей не подавись, — проговорил щуплый мужичок. — К фельдшеру б тебе сходить.
— Всё порядком, дядь Вань, порядком, — проговорил паренёк почти мальчишечьим, сиплым голосом. — Горло чой-то подмёрзло. Пустяк какой.
— Пустяк — не пустяк, а ты сходи. Пойдёт на тебя германец, стрелять надо, а тебя кашель скрутит. Что делать будешь?
— Схожу, дядь Ваня, схожу, — парень выглядел очень молодо: на вид ему и восемнадцать нет. Кожа бледная, словно прозрачная.
После обеда поставили кипятиться в котелке растопленный снег. Щекастый, полноватый парень, на погонах у которого, помимо номера полка, золотилась узкая поперечная полоска, что указывало на ефрейторское звание, достал пачку чая, и каждый стал наливать себе в кружку кипяток и кидать туда щепотку заварки из личных запасов. Чай был неплох. Он ничем не отличался от того, что пили люди спустя сто лет.
Согрев горло горячим напитком, солдаты взялись ладить самокрутки. Лишь у Гаврилы были настоящие папиросы, остальные заворачивали в бумагу или кусок газеты обычную махорку. Угостили махоркой и Георгия, поскольку своей у него не нашлось, но когда он затянулся, горло продрало кашлем, что рассмешило окружающих. Крепкая дрянь оказалась.
— Э, ефрейтор Колотило! — крикнул кто-то из темноты, где робко мелькал соседний костёр. — Туши огонь и спать! Подъём рано.
— Слушаюсь, господин младший унтер-офицер, — ефрейтор тут же бросил окурок в снег и вскочил как ужаленный. — Слышали приказ? Всем — в палатку.
Дважды повторять не пришлось. Солдаты выплеснули в снег остатки чая и полезли в укрытие под серые полотнища. Метель к тому времени так одичала, разгулялась, что и солдат у соседнего костра не было видно. Огонь погас, заметённый снегом, лагерь погрузился во тьму.
Спать предстояло вшестером в одной палатке в два ряда головами друг к другу. От дыхание воздух нагрелся, да и длинные шинели из толстой шерсти неплохо грели, однако ноги всё равно быстро начали мёрзнуть. Георгию досталось место с краю. От брезента тянуло холодом.
— Эх, а у офицеров-то печка, поди, в каждой палатке, — мечтательно проговорил рябой, укладываясь вместе со всеми.
— Не трави душу, Петька, — упрекнул его мелкий мужичок. — Спи давай. А то, кто знает, как оно там повернётся, может, завтра уже того, в бой.
Молодой Ванька снова разразился кашлем.
— А ты так и будешь кашлять? — Петька обернулся к соседу. — Вторую ночь спать не даёшь, ирод.
— Завтра к фельдшеру пойдёшь, — приказал Колотило. — А сейчас не кашляй. Мешаешь всем.
— Как же мне не кашлять, господин ефрейтор?
— А вот как хочешь, так и крепись. Только все спать хотят.
— Угу. Разбудишь, я тебя на улицу выкину, — пригрозил Петька.
Игнат не смог сдержать приступ и опять закашлялся, но на этот раз уткнулся лицом в ранец, чтобы было не так громко.
А у Георгия невольно крутились в голове варианты, чем парень болеет. Уж не с туберкулёзом ли его призвали? Так и всему отделению заразиться недолго. Или он недавно начал кашлять? Тогда, скорее всего, пневмония. Ничего страшного: отлежится в лазарете и вернётся. Удивительно, как в таких условиях ещё вся рота не истекает соплями. Как вообще можно зимой спать без печек?
Несколько лет назад Георгий увлекался походами. В холодное время года путешествовать случалось не раз. Но в минусовую температуру обычно надевали термобельё, брали специальные утеплённые спальники, коврики и грелки, чтобы не загнуться после первой же ночёвки. А здесь — только шинель да пучок соломы под боком.
Чувствуя, как мороз медленно подбирается к бокам, Георгий с ностальгией вспоминал ночёвки в сибирских осенних лесах, когда после горячего