Страхолюдина что-то лениво молотила огромными челюстями, а потом подняла морду и громко, словно не доенная корова, замычала. От сих мерзких звуков Дрозд едва не свалился прямо чудовищу на рога! Дернулся, ухватился покрепче за ствол да принялся истово молиться, прося заступа у Господа и всех святых, которых помнил.
Огромная ящерица беглого казака заметила, посмотрела, как показалось испуганному Карасеву – грозно, и, плотоядно облизнувшись, ткнула сосну рогатой башкою. Дерево задрожало, а Дрозд, дабы не дожидаться верной гибели, спустился на пару веток вниз с другой стороны от чудища, да, улучив момент, спрыгнул и бросился бежать со всех ног, не видя того, как вдруг появившийся в небе зубастый дракон с кожистыми крыльями, завидев бегущего казака, резко спланировал вниз и… Нет, не изрыгал адское пламя! Просто налетел, схватил бегущего Дрозда когтями, да поднял в небо, словно орел стервятник овцу. Замахал нелепыми, словно у летучей мыши, крыльями, размахом сажени в две, да понес схваченного бедолагу Карасева, бог весть куда! Скорее всего, в свое гнездовье, на пищу жадным до свежего мяса птенцам, таким же зубастым драконам.
Глава 6
Дорога к солнцу
Зима 1583 г. П-ов Ямал
Отметили Рождество, странное – теплое, даже жаркое, без снега! Чем дальше к северу плыли казаки, тем Обь-река становилась шире, а вскоре впереди показалась синью без конца и без края. Низкий болотистый берег, густо-зеленый от покрывающих его высоких папоротников, причудливых кустов и деревьев, тянулся по левому борту, справа же били волны, и, кроме них, не было больше ничего.
– Большая вода! – орудуя веслом, с испуганным восторгом воскликнул Силантий. – Окиян-море.
– Нет, – кормщик Кольша Огнев рассмеялся. – То не море – просто широкая протока, губа.
– А ты откель знаешь?
– Ба! Я про обдорскую землю еще дома слыхал, в Холмогорах, дак. В старину раньше хаживали!
– А, ты же из поморов.
– И что ты слыхал? – заинтересованно повернул голову атаман.
Кормщик смутился:
– Да так, ничего такого, особенного. Обычная северная земля, как блин, плоская. Почти полгода – ночь непроглядная, холод.
– Ночь непроглядная, – тихо повторил отец Амвросий. – Холод. Так здесь в этаку пору и должно быть. Одначе…
Священник протянул к берегу ладонь:
– Чувствуешь, атамане, какое тепло прет? И свет этот зыбкий… он даже ночью есть, я заметил. Поначалу думал – луна, но вчерась-то пасмурно было. И все равно – свет. Есть, есть там что-то такое!
– Золотое солнце?
– Оно…
Еремеев всмотрелся вдаль, на сияющий волшебным светом горизонт, откуда шло и тепло, неведомое в этих суровых краях со дня сотворения мира!
– А, видно, тут давно так, – обернувшись, молвила стоявшая у борта Настя. – Вон, травища-то разрослась! А еще дерева, папоротники.
В отличие от своих подружек, Настена не любила сидеть в шатре, а совала свой любопытный носик куда ни попадя: вот и сейчас говорила о чем-то с притулившимся рядом Маюни. Остяк отвечал односложно – землю эту он толком не ведал.
– Тут другой народ когда-то жил, не наши. Но по одежде и по виду похожи, я их речь понимаю.
– Что за народ? – заинтересовался отец Амвросий.
Атаман тоже встал рядом – интересно было послушать.
Подросток повел смуглым плечом – он, как и многие казаки, давно оторвал от рубахи рукава – жарко.
– Обычный народ – охотятся, морского зверя бьют, рыбу ловят. Себя называют – ненэй ненэць, а родов у них не как у нас – Пор и Мось – а очень, очень много. Было. Пока сир-тя не пришли.
– Да кто же эти неведомые сир-тя? – не выдержав, воскликнула Настя.
– Так я же говорил уже, – Маюни невозмутимо прищурился. – Сир-тя – колдуны, явились когда-то с юга.
– Про то, что они волхвы, я помню, – усмехнулся отец Амвросий. – Только вот все ли? Чем они живут, как выглядят?
– Про то никто не знает, – юный остяк убежденно тряхнул светло-русой челкой. – Тех, кто знал, сир-тя давно извели, соседей у них нету – вот и некому рассказать.
Волна ударила в борт с такой силой, что Настя едва не улетела в воду, хорошо, атаман успел удержать девчонку – ухватил за талию, чувствуя под тонкой тканью рубахи нежное тепло тела, улыбнулся… Был бы один – поцеловал бы, а так все же сдержал себя – на глазах-то у казаков – негоже!
– Ой! – громко вскрикнула девушка. – Вот это волнищи.
Тут же окликнул атамана и кормщик, показал жестом – мол, надо бы сворачивать к берегу, поискать укрытия от непогоды.
И впрямь ветер вдруг резко усилился, так, что казаки едва успели убрать паруса и мачты.
– Сворачиваем, – распорядился атаман. – Всем на весла – курс к берегу.
Приказ поступил вовремя, мгновенно разыгравшаяся стихия уже играла стругами, словно осенний ветер сухими опавшими листьями, волны били в корму, перекатывались через низенькие борта, обдавали холодными брызгами. Так, не ровен час, и…
– Вон! – обнимающий изогнутый штевень впередсмотрящий Афоня обернулся с радостным криком. – Тут, чуть левее, заводь! Уфф…
Парня чуть не смыло волной, едва отплевался:
– Ох, спаси, Господи!
– Да где левее-то? – озабоченно выкрикнул кормщик.
– Локтей на десять.
Ветер выл уже, налетал, швырял пенными брызгами, рвал с поднятого копья синий вымпел – «за мной» или «делай, как я», атаман велел его поднять первым делом. Исполняя приказ, все восемь стругов повернули разом, разом спустили паруса, заработали веслами.
Заводь – небольшая, заросшая по берегам густыми кустами гавань, представляла собой устье неширокой речушки, вполне достаточно для того, чтобы струги смогли укрыться, переждать.
Ветер нагнал косматые тучи, хлестнул злым дождем, налетая на низкий берег, обиженно зашипели упустившие верную добычу волны. Не было уже ничего – ни неба, ни реки, ни зарослей – одна сплошная туманно-белая взвесь.
Внезапно налетевшая буря резко усилилась, погнала вверх по реке бешеные, с белыми барашками, волны, а вот прямо над головами казаков сверкнула молния! Загремел гром. С пушечным выстрелом ломались высокие сосны, падали на деревья, на струги, на людей!
– О, Нур-Тором, – стуча зубами от ужаса, молился Маюни. – О, великие духи…
– Ничего, – Настя, как и все, давно вымокшая до нитки, стараясь перекричать неистовый гул стихии, утешала отрока, а заодно и себя. – Ну, подумаешь, буря! Мы-то, слава богу, не в море, ага! А представь – в море были бы? Перевернуло бы или выкинуло на камни. Хорошего мало!
– О, Сяхыл-торум, великое божество грома…
Выл ветер! Ломались деревья. Били зарницами молнии, грохотал гром, а вскипевшая от натиска морских волн речка, казалось, сейчас повернет вспять.
– Господи, Иисусе Христе…
– Богородица дева Тихвинская…
– Святый Николай-угодник…
– Великий Сяхыл-торум…
И