— Я товарищ полковник зарплату не получал почти год, поэтому при всем моем уважении ну никак я форму купить не могу… — я скромно опустил глаза.
— А как ты собираешься нести службу на должности участкового инспектора без формы? Ты со своими оперскими штучками завязывай. Участковый — он зачастую единственный представитель правоохранительных органов на многие десятки километров, это понимать надо. И я не могу себе в голове представить, как ты собираешься службу без формы нести…
— Так я, товарищ полковник, на эту должность не просился. Вы мне на приказе напишите, что я предлагаемой деятельности не подхожу, и я пойду в УВД, пусть они мне должность подыщут…
— Хватит! — ладонь подполковника, широкая, как лопата, с грохотом обрушилась на столешницу, так что дешевый канцелярский прибор перевернулся в воздухе, рассыпав по гладкой поверхности скрепки и какие-то булавки с ручками.
— Твою мать! –взвыл начальник участковых, пытаясь собрать рассыпавшуюся «канцелярию», неловко просыпав половину на пол, бросил, не доделав, после чего нырнул головой в тумбу стола, звякнул там стеклом, но встретившись со мной взглядом, передумал, вытащил из ящика стола здоровенный «гаражный» ключ и толкнул его в мою сторону.
— Записывай адрес «опорника». Всю документацию найдешь там. Ну, во всяком случае, когда я был там последний раз, она была в полном комплекте. Пока разбирайся, во вторник приедешь на совещание, к девяти часам все участковые здесь каждую неделю собираются. График дежурств по отделению в конце месяца будет… Ну все, иди в канцелярию, там материалов много накопилось, скажешь, чтобы выдали все, что на Клубничный «опорник» отписали. Все, иди, во вторник увидимся…
— Николай Владимирович… — я вспомнил табличку на двери в кабинет: — А как я должен на службу добираться каждый день? Я вообще-то в городе живу. Или мне жилье в поселке предоставят?
— Ты, Громов, слово такое забудь — жилье, и, вообще, его в этих стенах не произноси. Мы квартиру получали последний раз в восемьдесят пятом году. А в поселок городской автобус ходит с площади Старосты, по расписанию, так что доберешься…
— А! — здоровяк хлопнул себя по лбу: — Заговорил ы меня совсем! Тебе же транспорт положен…
Начальник участковых вновь выдвинул ящик стола и зашарил там, разгребая бесчисленные бумаги, болтики, ключи и коробки, пока не извлёк наружу неказистый ключ на проволочном колечке, и бумажку, с четырьмя, криво написанными, циферками.
— Гараж за зданием РУВД, найди там Никитича, он завгар, и скажи, чтобы передал тебе технику…Все, иди, некогда мне с тобой лясы точить.
Судя по тоскливому взгляду, брошенному на тумбу, начальник участковых утомился от общения со мной и ему срочно нужно было принять вкусное лекарство.
Я подхватил все переданные мне ключи и откланялся, дабы больше не нервировать сурового начальника участковых.
Небритый Никитич в синем рабочем халате хмыкнул и повёл меня вглубь гаража, мимо разобранного «Москвича» и кучи замасленных запчастей.
— На, забирай аппарат…- Никитич уже не скрывал радостной улыбки, и было от чего.
В качестве транспорта мне хотели передать ободранную раму от мотоцикла «Урал» с единственным задним колесом и мятой коляской.
— Сам в металлолом сдашь…- я с досадой сплюнул на бетонный пол и развернулся к выходу, сделал пару шагов и… развернулся к ухмыляющемуся Никитичу.
— Скажи, а можно этот металлолом купить?
— Да не вопрос. Пять пузырей коньяка, только хорошего, и я тебе все оформлю, и через комиссию проведу на списание и по цене металлолома продам.
— Второй вопрос. А сколько мне станет это все восстановить?
— Все-все?
— Все-все.
— Ну, если все…- Никитич закатил глаза к потолку, пожевал бескровными губами: — То тогда выйдет тысяч в сто, не меньше.
— Давай, до вторника пусть подождет, а я на собрание приеду утром и к тебе зайду, там и определимся, буду я его выкупать, или нет. Если что — деньги сразу отдам.
— Добро, подваливай…- Никитич махнул рукой и двинулся в сторону небольшой кладовки, откуда раздавался радостный мат и взрывы хохота, а я покинул местный гараж.
Поселок Клубничный. Городской Сельский.
Хорошо, что к новому месту службы я поехал «по-гражданке», надев спортивные штаны и футболку черного цвета, иначе, позору было бы немеряно. Остановку нужного мне автобуса я нашел на площади имени Старосты, обратив внимание на огромные толпы народу, стоящие в стороне от остановки городского транспорта. Судя по голубому щиту расписания, без особых изысков прибитому к покосившемуся тополю, нужный мне автобус относился к категории «дачных» и регулярно ходил только с мая по ноябрь, а, в остальные месяцы года было отмечено только четыре рейса в день. Когда к остановке подкатил, дымящий жирным черным дымом, еле живой «ЛиАЗ», мне повезло, что я оказался прямо напротив двери, отчего я умудрился, как в детстве, заскочить в узкий, огороженный со всех сторон поручнями, пятачок у заднего стекла. Представляете, как бы я там смотрелся в этом закутке в форме? А у дверей автобуса и в салоне творилось форменное безумие. Плотно сжатые со всех сторон люди, цепляя друг друга ящиками, бидонами, тяпками и сумками на колесиках, не могли протиснуться в заднюю дверь. А счастливчики, кого толпа вдавила в салон, заячьими прыжками метались между ободранных кресел, выбирая места «чтобы солнце не пекло, чтобы бабки не выгнали».
В закрытую переднюю дверь били ладошками пара десятков «льготников», громко кричащие что-то водителю, но «драйвер» равнодушно взирал на мамаш с маленькими детьми и прочих ветеранов, из-за толстого стекла кабины, отстраненный, как пучеглазая аквариумная рыбка. Автобус постепенно заполнялся людьми, и мне тут же поставили на ноги большое эмалированное ведро, наполненное землей, землей, Карл!
— Сынок, пусть ведерко у тебя постоит, к тебя там места много… — заявила мне тощая бабка в толстом платке и потертой шубе искусственного меха, на что я злобно пнул по ведру, и сообщил, что через секунду ведро опрокинется. Бабка с ворчанием подхватила ведро и тут-же кинулась сгонять с заднего сидения двух девушек, громко крича об испорченном молодом поколении.
Мы еще не успели тронуться, как в салоне стало душно и жарко, а где-то в середине салона началась борьба между желающими открыть люк на крыше и мамой с сыном, которого может продуть при тридцатиградусной жаре. В общем, было весело, я чувствовал, как под тонкой материей футболки потекли струйки пота, и, в который раз похвалил себя, что не поехал в форме, чтобы