— Господа, — он встал. — Как хорошо, что мы додумались собраться не во дворце… Нам бы, всякие важные люди, нипочём там не дали бы повеселиться.
— Ха-ха… — Смеялись повесы. И хлопали в ладоши девы. — Истинно, принц, истинно.
«Вырвались дети из-под взора родителей. Как бы нее набедокурили!»
А принц продолжал:
— И первый мой тост за того, кто стал поводом нашего счастливого собрания. Я хочу выпить, господа, за того, кого по праву считают первым рыцарем Ребенрее, за того, кто снискал себе славу победителя, и того, кого прозывают Инквизитором. За барона Рабенбурга! — Тут он повернулся к Волкову и отсалютовал своим бокалом. — За вас, барон!
И после, молодой герцог, осушил бокал. Волков, улыбаясь, встал вслед за герцогом и начал, поднимая свой кубок кланяться во все концы стола, принимая добрые восклицания в свой адрес и благодаря за них.
Наконец все стали есть и пить, а слуги сновать вдоль стола, принц сделал знак и заиграла лёгкая музыка, а после Георг Альберт наклоняется к генералу и говорит:
— Дорогой барон, прошу вас, сейчас после второго тоста расскажите всем вашу историю про замок. Многие её не слышали.
— Конечно, Ваше Высочество, — обещает Волков.
Но всё здесь ему не нравилось, хоть вида он и не подавал:
«Какого чёрта я тут делаю среди этих сопляков⁈» — И его чутьё, не подводившее его, как правило, подсказывало ему, что лучше не рассиживаться среди этих знатных юнцов. Нужно было убраться отсюда побыстрее. Сделать о чём просят и уйти. Но эти дурни и музыкантов нагнали, еды наготовили, даже вин своих принесли, думают сидеть здесь до ночи. Как убраться отсюда, чтобы эта молодежь при том не висла у него на руках. И он не был бы самим собой если бы не придумал выход.
«Кто первый друг и первый враг любых весёлых посиделок? Конечно же вино!»
Конечно же… И он тут же находит глазами фон Готта, и едва тот взглянул на сеньора, Волков манит его к себе рукой: пойдите сюда.
Оруженосец вылазит из-а стола, подходит сзади, Волков делает ему знак приблизиться и говорит тихо:
— Будете говорить тосты, пусть господа пьют.
— Тосты? — Удивляется фон Готт.
— Да, тосты. Вы же любите поболтать, вот и давайте. Покажите себя. — А что за тосты-то? Не знаю я как их говорить, — всё ещё упрямится молодой человек.
— Болван… Первый — за присутствующих дам, второй — за рыцарство… Потом ещё что-нибудь придумайте, — продолжает настаивать генерал. — Главное, требуйте пить «до дна».
— Ладно, — нехотя соглашается фон Готт, — попробую.
А сам генерал, отпустив его от себя встаёт и поднимает руку, требуя к себе внимания и тишины. И едва все замолкают он и говорит:
— Прекрасные девы, добрые господа, я хочу выпить за того, кто собрал нас здесь. За обаятельного человека и лучшего во всём свете герцога, я хочу поднять свой бокал.
Тут опять же все присутствовавшие мужи встали, чтобы выпить, а Волков и закончил фразу:
— Тот, кто любит нашего принца, тот пьёт до дна, господа!
— Принц, мы пьём до дна! До дна! До дна! — Говорили все молодые люди и выпивали. Даже девы присоединялись к мужчинам и показательно выпивали, всё содержимое из своих стаканов.
После все уселись и стали закусывать, а герцог уже распоряжался:
— Прочь музыку, тихо! Я прошу тишины. — И как музыка стихла, он продолжил. — Добрые госпожи, добрые господа, теперь я попрошу, наконец, нашего славного барона рассказать свою историю.
Ну, что тут было делать, как не хотел генерал увильнуть от этой обязанности, да куда уж теперь деться. И он начал говорить, и поначалу, все умолкли и стали его слушать, лишь лакеи старались бесшумно разливать вино по стаканам.
И генерал начал рассказывать громко, чтобы все слышали, и уже стал описывать мальчишку колдуна, как один из лакеев уронил пустой поднос, за что его стал тихо отчитывать хозяин трактира, и после давать ему ещё тумаков, что вызывало у молодёжи живой отклик и смешки. И Волков сразу заметил, что с интересом его слушает лишь граф де Вилькор, что сидел от него по левую руку.
И надавав пинков и подзатыльников лакею, хозяин приближается к герцогу и тихо спрашивает:
— Ваше высочество, птицу подавать пора?
— Что? — Не понимать молодой герцог.
— Говядину господа поели, нести вторую смену блюд?
— А… Ну, хорошо, распорядись… — Соглашается Георг Альберт.
Хозяин тут же машет платком кому-то. И сразу, как по команде, в залу начинают вносить круглые блюда с жареными дроздами, хорошо прожаренными в большом количестве масла, мелкой, но оченьвкусной птицей. Их наваливали кучей, сверху присыпали чёрным перцем. Мужу такой птицей было не наесться, но на ужинах, где предполагалось пять-шесть смен блюд, даже самые гурманы не брали с блюд больше двух тушек. Две тушки принц положил Волкову на тарелку. Своей рукой. А уже потом взял и себе. После несли рябчиков, но все уже ели дроздов, и рябчиков пока никто не трогал. К птице подали новое вино. И снова оно было выше всяких похвал.
— Опять ваше, граф? — Интересуется барон, восхищаясь напитком.
— Да, — довольно отвечает тот.
И тут снова встаёт со своего места широкоплечий и рослый оруженосец Волкова:
— Господа! Мы не учтивы и не галантны, как вонючие бюргеры, которые жрут капусту с салом, пьют пиво и хлопают своих баб по задам. Ведь мы до сих пор, не выпили за тех красоток, что присутствуют в этой приятной харчевне.
«Красотки из харчевни! Как ловко он распознал благородных девиц, что под вечер пришли в кабак пить вино в кругу молодых мужчин». — Думает барон. Впрочем, фон Готт привлёк к себе всеобщее внимание, все притихли и слушали его с неподдельным интересом, а тот уже и заканчивал свой тост:
— Я попрошу вас всех выпить за тех дам, что соблаговолили разбавить наши солдатские морды своей красотой.
— Солдатские морды? Что он сказал? Он сказал «наши солдатские морды»? — Господа стали смеяться, повторяя это забавное выражение. Они, кажется, не злились на фон Готта. А Волков стал извиняться за своего боевого товарища:
— Ваше Высочество, этот человек половину своей жизни провёл среди офицеров и солдат, извините его грубость.
— Да нет же, барон! — Смеялся герцог. — Он очарователен. Я первый