— Под мой? — Спросил герцог.
— Под ваш, Ваше Высочество, — подтверждает генерал. — Суда Малена, эти негодяи, не боятся, — и тут он решает немного приврать, — судья, что вынес решение в пользу моей сестры, так потом прибегал ко мне и просил защиты, так как его пытались на улице побить палками и камнями, насилу ушёл.
— И с кем же судилась ваша сестра? — Интересуется принц.
— Так я фон Виттернауфу говорил про то, всё как было рассказывал, просил вам передать, — уверено говорит генерал. Но всё-таки в его ответе больше вопроса: а разве вы ещё про то не знаете, сеньор, — про те распри вам и бургомистр Малена писал, он мне про то сам рассказывал. Судилась она с господином Гейзенбергом.
— Не припомню я того, — отвечает герцог. И потом всё-таки нехотя уточняет. — А в чём же суть тяжбы?
— Он проживал в доме графа, и не желал его освободить, это, не говоря о том, что господа Малены, не признают графиню попечительницей юного графа, и не отдают ему причитающиеся владения, а назначили пенсион до совершеннолетия, не пенсион, а просто насмешка.
Всё это он теперь говорил спокойно, только лишь холодно перечисляя мерзости и подлости своих врагов. Он успокоился и прекрасно помнил разговор с Виттернауфом, когда тот сказал ему, что Брунхильда, по утверждению некоторых, ему вовсе не сестра, а гулящая девка, подобранная Волковым в трактире. А может быть даже его полюбовница. И посему все их притязания на титулы и земли — тщетны и смешны. Это если не посчитать эти притязания преступными. Достойными плахи. И генерал ни секунды не сомневался в том, что герцогу об этом доложили в первую очередь. Уж дядюшка его, обер-прокурор, постарался бы. Но, нет… Раз уж начал он этот разговор, надобно было его и закончить. Барон не собирался отступать.
— Но по дому-то, как я понял из ваших слов, суд принял решение в пользу вашей сестры? — Спрашивает герцог.
— Выселять Гейзенбергов мне пришлось оттуда с солдатами, суд им не указ, только как пришёл и напугал их, так они оттуда и ушли, но дом, пред тем, разорили… Всю мебель забрали, посуду так же, обдирали обивки со стен, а паркет из бальной залы, не забрали, он стар был, так всё одно разрубили, испоганили, вели себя словно бюргеры, что достоинства не имеют вовсе. А ещё один молодой человек, по из фамилии Ульберт, прозывающий себя Вепрем, стал опять разбойничать на реке.
— Но мне писали, что город его шайку разбил. А сам он бежал. — Вспомнил герцог.
— Не город его логово разбил, а два моих офицера, шайку они разогнали, некоторых взяли в плен и отдали на суд городу. Сам же разбойник спрятался у одного из своих родственников в замке, а вовсе никуда не сбегал. Я не стал разорять тот замок, ибо… — Волков дал понять, что не будет нападать на дома родственников курфюрста. — Но едва я уехал со своими ближайшими офицерами в Винцлау исполнять свой вассальный долг, — генерал подчеркнул последние слова, — так Вепрь этот опять принялся за своё. Стал нападать на корабли моих купцов и купцов из Малена, на купцов из Фринланда. Они, соседи наши, страдали от его бесчинств больше всех.
— Фринланд? — Уточнил герцог. И снова по его тону было ясно, что купцы Фринланада волнуют его меньше всего. — Кажется фогт Фринланда писал мне что-то на сей счёт.
— А мне пришлось с ним встречаться дважды, Ваше Высочество, он в ярости, и грозится, коли приключатся ещё нападения на их торговлю, отнимать у купцов Малена их собственность, что есть на Фринланде и отдавать её в счёт пограбленных.
А вот эта новость герцогу пришлась не по душе. Это было видно по тому, что он оживился. Он не мог допустить, чтобы иные сеньоры, обирали его купцов, и понимая это генерал ещё и прибавляет:
— Этот разбойник нам рушит всю торговлю в верховьях Марты, а торговая эта приносит вам в казну… — барон делает паузу, — кажется, за прошлый год больше девяти тысяч талеров пошлин было собрано.
— Девять тысяч, — повторяет курфюрст. — Не так уж и много.
— Если сравнивать с Фёренбургом или Хоккенхаймом, то да… — Соглашается Волков, но тут же напоминает своему сеньору, как бы между прочим, — но если сравнивать с тем Эшбахтом, что был десять лет назад…
То есть до того, как барон получил свой лен. Тогда это был огромный кусок дурной земли, что не имел никакой ценности и не приносил никакого дохода гербу Ребенрее. Даже жалких девяти тысяч талеров в год.
И тут сеньору уже нечем было парировать, и он всё ещё прохладно интересуется:
— И что вы намерены предпринять, барон?
— Я собираюсь изловить Вепря, где бы он не прятался. — И потом Волков добавил весьма решительно. — И заберу его самого и его негодяев, у любого, кто бы его не прятал. Банду его перевешаю сам, а его привезу в Вильбург вам на суд. Так же собираюсь произвести в Малене дознание, выяснить, кто устроил нападение на графа и графиню, схватить его, и так же передать его на суд ваш. — Волков отвечал так, как будто заранее готовил этот ответ. И после этого снова намекает своему сеньору. — Некоторые мои долги, я делал в спешке, и брал деньги под огромные проценты, которые теперь ввергают меня в истинную нищету, в такую нищету, что я не могу позволить купить жене лишнее платье, посему я буду перезанимать деньги под менее страшный процент, да ещё хочу разобраться с нынешним урожаем, и многими другими делами, что скопились у меня дома, посему я и прошу у вас, сеньор, времени для упорядочения дел своих и дел ваших, в южных провинциях Ребенрее.
Всё, теперь генералу больше нечего было сказать. И он ожидал ответа своего сюзерена.
Глава 8
Может и не долго, сеньор не отвечал своему вассалу, но для того, его молчание тянулось почти бесконечно. Барон не торопил курфюрста, а просто терпеливо стоял и ждал. Он прекрасно понимал, что своей этой просьбой поставил герцога в очень непростое положение. Решение и вправду для принца было трудным. По сути, Волков просил у сеньора дозволить ему