- Скорее, посредственность.
- Тоже не есть гуд.
- Увы, но так все и обстояло.
- Ладно, - решила тогда Кьяра, - проехали. Переходим к обязательной программе.
- Хорошо, милая, - не стала спорить женщина, которой наверняка было за восемьдесят, хотя выглядела она удивительно молодой. – И начать я хочу именно с того, о чем ты сейчас подумала.
- О, не беспокойся! – улыбнулась она на то, как отреагировала Кьяра на ее слова. – Я не читаю твои мысли. Я этого не умею и не могу. Да, и не стала бы, наверное, если бы все-таки могла. Все это было написано на твоем лице, но это, скорее всего, от неожиданности, потому что, как я заметила, обычно ты великолепно его держишь. Уж, поверь специалисту! Но я о другом. Мне, милая, девяносто три года, и, если бы я хотела, я могла бы выглядеть на тридцать. И это без гламура[8], без наложения иллюзий. Немного зелий, капельку магии и наличие желания… Я к тому, что моя внешность – это результат моего собственного выбора. И главная причина такого решения – чувства. Видишь ли, я люблю своего мужа. Это редкость для таких, как я, поскольку мы считаемся весьма легкомысленными особами. Люди искусства, лабильность психики, перманентная влюбчивость… Но я своего мужа именно люблю, а другие мужчины иногда нужны мне только для тонуса, и мой муж это прекрасно понимает. Оттого и не сердится.
- Не совсем понимаю, графиня, к чему вы ведете разговор, - наконец, вставила Кьяра свою реплику. Ей показалось, что собеседница узнала откуда-то о ее половых экзерсисах и теперь собирается ее «выпотрошить» или, напротив, похвалить за «многогранность ее натуры».
- Все просто, - ничуть не смутившись, ответила Бертрада. – Когда я вышла за Изидора замуж, мне было сорок три года, и я выглядела на двадцать, а ему было восемьдесят два и он выглядел где-то на сорок. Однако Изидор не только сильно старше меня, он намного слабее, как волшебник. И никакие зелья не могут отменить того факта, что слабые волшебники стареют быстрее. Сейчас он выглядит, как крепкий семидесятилетний старик, и мне неловко даже перед самой собой выглядеть рядом с ним «любимой внучкой». Выглядеть ровесницей своих детей в нашем обществе в порядке вещей, но с внуками это уже смотрится не так хорошо. Моему старшему сыну пятьдесят лет, а старшей внучке – двадцать семь. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я веду речь.
- Да, пожалуй, - согласилась с ней Кьяра. – Но я по-прежнему не понимаю, какое отношение это все имеет ко мне.
- О, прямое, милая, самое прямое! - сразу же ответила Бертрада. – У магов не только долгая жизнь, но и высокая устойчивость к обычным человеческим болезням. Ты, я полагаю, никогда не болела чем-нибудь вроде гриппа или ангины, ведь так? Ни разу не отравилась испорченными продуктами, не страдала от поноса или похмелья. И выпить, как я слышала, можешь много и с удовольствием, не превращаясь при этом в дуру. Маги здоровее обычных людей, и чем они сильнее, тем лучше у них здоровье. Однако и у нас есть свои слабости. Проклятия иногда, знаешь ли, бывают весьма заковыристыми. Так сразу и не обнаружишь, а обнаружив, не уничтожишь. Есть и болезни, от которых страдают только волшебники, и, наконец, существуют яды, к которым у нас нет иммунитета. К чему все это? А к тому, что твой дед был мудаком, уж прости за неприличное слово. Он до шестидесяти лет даже не задумывался о том, что случится после его смерти. Сначала гулял, как настоящий гусар, но при этом из-за дурных принципов, привитых ему родителями, не оставил ни одного бастарда. Потом воевал, и, как я подозреваю, во время одной из военных компаний поймал какое-то весьма неприятное проклятие, превратившееся со временем в хроническую болезнь. К счастью, ему хватило ума все-таки жениться. Бенжамену тогда было уже за шестьдесят, Алисе – двадцать пять, но родить от него она успела лишь одного ребенка – твою мать. Затем, окно возможностей закрылось, болезнь продолжала прогрессировать, и он потерял способность зачать ребенка и не только, если ты понимаешь, о чем я веду речь.
- Но, если прадед не был, как вы выразились, мудаком, - нахмурилась Кьяра, - где мои двоюродные дедушки?
- Видишь ли, Зои, у твоего деда не было братьев, одни сестры. Но это уже не вина его отца и матери, а их беда. Семь дочерей и один сын. А бастардов Виктор не заводил принципиально. Все девочки здоровые, все волшебницы и все замужем. Так что, на самом деле, у тебя очень много кузенов и кузин, но они носят другие фамилии. А по эдикту Дагоберта II, женские боковые линии наследуют в семьях князей-выборщиков только в случае, если магия Рода признает их кровь. Этим Дагоберт остановил беспредел, творившийся в сфере наследования. Твой прадед, в отличие от отчима, это знал и своих дочерей проверил. Если бы хоть одна подошла под определение наследницы, ее оставили бы в роду, не разрешив выходить замуж. Пусть бы лучше рожала бастардов, чем прервется род. Однако все они оказались «не той крови». Так что родня у тебя есть, а вот наследовать, если что, некому. В общем, так и получилось, что вся надежда была на Марию. Алиса родить-то могла, но это был бы уже не Геннегау. И кстати, родила пару раз, когда у твоего деда перестало стоять. Он тогда снова ушел заниматься посторонними делами, оставив Алису одну, а когда обнаружил, что она ему изменяет, просто убил. Это, разумеется, тайна, но так все и было. Меня тогда вызывал к себе действующий император и приказал молчать. Я и молчала, но ты, я думаю, должна знать.
- Так у меня, выходит, есть… - начала было Кьяра.
- Единоутробные дядя и тетя, - закончила за нее графиня. - Моника Дрёйтс – жена чиновника в Министерстве Внешних Сношений и полковник Корнель ван дер Планкен – командир полка гвардейских гренадеров, женат, отец трех мальчиков. Не маги, если ты этим интересуешься. Алиса выбрала хорошего любовника, но неподходящего отца своих будущих детей.
- Дадите их телефоны и адреса? – поинтересовалась Кьяра, обескураженная таким поворотом дел.
- Разумеется, - кивнула Бертрада. – Но мы отвлеклись от дела. Твой дед, даже имея в виду его проклятие, умер в возрасте восьмидесяти пяти лет,