— Хорошо, Николай Александрович, ваша взяла. Сядем мы на ипподром, уговорили. Но если вы не обеспечите мне заправку, крытый ангар с охраной и должный отдых, то я немедленно улечу в Петербург. А вам придётся добираться туда самостоятельно, — обозначил хоть какие-то условия.
— Вот и замечательно. Всё будет. И заправка, там же выставка, и охрана, и отдых. Последнее я лично организую. Сейчас отобедаем, и хозяева этого гостеприимного города соизволят оказать нам небольшую услугу, предоставят в моё распоряжение телеграф, — заулыбался довольный Второв и переглянулся с подобострастно закивавшими ему чиновниками Волочка. — Свяжусь с Москвой и всё решу, даже не сомневайтесь.
***
Полковник Изотов глубоко вздохнул и покосился на портрет государя. То ли луч солнца упал на лицо императора, то ли воображение у жандарма разыгралось, но на какой-то краткий миг показалось ему, что государь грозно нахмурился.
Полковник ещё раз вздохнул, собрался с силами и продолжил весьма неприятный разговор, который ему самому очень не нравился. Но и воспротивиться прямому приказу начальства, пойти наперекор монаршей воле он не посмел. И как бы хорошо не относился жандарм к молодому Шепелеву, как бы не был обязан ему за свою успешную карьеру и просыпавшиеся дождём после Памирского вояжа награды, сделать он ничего не мог. Если только подать в отставку. Но последнее в планы полковника точно не входило. Поэтому к порученному ему делу он отнёсся с полной серьёзностью и добросовестностью.
— Дарья Александровна, я всё понимаю, — в который уже раз повторял свои доводы жандарм. — Для всех будет лучше, если вы уговорите своего мужа взять бразды правления на производстве в свои руки. Его сын, как мы видим, забросил это дело. Оно ему уже неинтересно. Молодой человек постоянно пропадает то в Гатчине, то где-либо ещё, но только не на заводе. А казённый заказ ждать не будет, штрафы за задержку предусмотрены огромные. Даже сейчас, в эту минуту он находится… Где бы вы думали?
Изотов в ожидании ответа остановился у своего кресла и, наконец-то, посмотрел в глаза сидящей перед ним женщины. И сразу же вильнул взглядом, отвёл его в сторону.
— Откуда я знаю? — удивилась посетительница. Она уже устала от этого необычного разговора и откровенно тяготилась общением с жандармом. — Может быть, на своём недавнем приобретении?
— Не угадали, — натужно рассмеялся полковник. — Николай Дмитриевич в данную минуту изволит кутить в ресторане господина Лопашова, в Москве.
— Я читала утренние газеты, — растерялась гостья, но быстро пришла в себя, собралась с духом и твёрдым голосом произнесла. — Это было вчера, не так ли? Но ведь Николя находится там в командировке? Газеты вовсю трубят о новом мировом рекорде русской авиации, о первом в мире перелёте на столь большое расстояние и превозносят героизм и самоотверженность молодого авиатора и его компаньона, известного промышленника и мецената, российского подданного господина Второва. Или это не так?
— И так, и не так, — в который уже раз вздохнул полковник и поймал направленный на него мимолётный, но очень внимательный взгляд посетительницы. Не проста она, ох, не проста, аккуратнее нужно вести разговор. Ошибки ему не простят. — Мировой рекорд есть, с этим фактом никто не спорит. Другое дело, что этот перелёт ни с кем не согласован в верхах. А ведь князь находится на военной службе и должен каждый день работать с курсантами, обучать их лётному делу, проводить теоретические занятия в классах. Вместо этого он без разрешения начальства берёт и улетает в Москву! И вместо того, чтобы сразу вернуться обратно, он весело проводит время в ресторанах. С девицами! Вот, посмотрите у меня на столе свежие Московские газеты. Посмотрите, посмотрите на фотографии, не стесняйтесь. Скажите, разве это разумно? Поступок взбалмошного мальчишки, а не офицера, вы уж извините меня за подобную горячность.
Полковник замолчал, потянулся к графину и налил в стакан воды. Предложил посетительнице, но та отказалась, очень уж была увлечена просмотром предложенных газет. К радости жандарма княгиня больше времени уделила просмотру как раз той самой фотографии, где молодой князь был запечатлён в компании весело хохочущих девиц.
Жандарм сделал несколько больших глотков, довольно улыбнулся и мягко надавил на посетительницу:
— Я столько времени провёл с ним на Памире и увидеть подобное отношение к военной службе для меня, как для блюстителя законов империи просто недопустимо! Надеюсь, вы разделяете моё мнение, как добропорядочная гражданка и подданная его величества?
— Согласна, подобное поведение недостойно аристократа и офицера. Я сразу же по возвращении проинформирую мужа об этом. Давайте говорить откровенно, вы же этого добиваетесь? — выпрямилась на стуле княгиня и отложила в сторону газету.
— Вы желаете говорить откровенно? — присел полковник. — Извольте. Его величество разочарован легкомысленным отношением Николая Дмитриевича к своим обязанностям. Большего я вам сказать не имею права, но вы же меня понимаете?
Полковник многозначительно помолчал и внимательно посмотрел на посетительницу.
— Понимаю, — согласилась Дарья Александровна. — Почему вы не обратитесь напрямую к мужу? Это его сын и кому как не ему первому необходимо об этом знать?
— Мы считаем, — полковник движением бровей указал княгине на портрет государя на стене. — Что только вы с присущей вам, как и всем женщинам, мягкостью и любовью сможете правильно донести до супруга все эти неприятные вести. А мы люди грубые, служивые, привыкли рубить с плеча. Боюсь, князь может неправильно нас понять и в своей горячности наломать дров. Нам бы этого очень не хотелось, поэтому и решили обратиться к вам.
— Донести, я поняла. Что ещё я должна, по вашему, сделать? — ещё больше выпрямила спину княгиня.
— Для вас и для дела было бы хорошо, если бы выпуск новых самолётов на Путиловском заводе полностью взял бы на себя Дмитрий Игоревич.
— Насколько мне известно, он и так является там основным акционером и, более того, все счета открыты на его имя?
— Да, верно. Но этого мало. Нужно отодвинуть в сторону от производства Николая Дмитриевича. Боюсь, после всего этого, — Изотов кивнул на разложенные на столе московские газеты. — Он потеряет благоволение государя. Последствия такого проступка нетрудно предсказать. Я уже не