— Быстро говори, кого ты к самолёту пропустил?
— Господом Богом клянусь, ни сном, ни духом не собирался кого-то внутрь пущать, — Крестится здоровый мужик и тут же понуро склоняет голову, признаётся. — Бес попутал, ваше благородие. Деньги мне посулили хорошие, я и повёлся.
— Каяться в церкви будешь, — оборвал причитания охранника. Хорошо ещё, что он еле слышно шепчет, а то бы своими воплями насторожил тех, в ангаре. — Сколько человек ты внутрь запустил?
— Одного, ваша милость, одного. Христом Богом клянусь, — ещё раз истово крестится мужичок. — Не извольте сомневаться.
— Ну, раз одного, — тяну и быстро, без перехода приказываю. — Бегом за полицейскими! Ну! Кому сказал!
Только брызги в разные стороны полетели. А я вздохнул, скинул лётную куртку, чтобы форменный китель с погонами не скрывала, встряхнулся и закрыл глаза. Постоял так секунд двадцать и шагнул внутрь.
И сразу же сделал шаг в сторону, убрался из дверного проёма. Нечего на свету маячить.
Оглядел ангар. Хорошо, что глаза закрыл, зрение к сумраку подготовил. Ещё и небольшие узкие оконца под потолком конюшни дают какой-то свет. Поэтому и сумел хорошо разглядеть стоящую перед самолётом фигуру. Остальные подробности различить не удаётся. Да и не нужны мне подробности, недавняя вспышка всё объяснила.
— Стоять на месте и не шевелиться! — командую. И для полноты впечатления звонко щёлкаю курком пистолета. Получается очень зловеще. — Дёрнешься, стреляю. Кто таков?
Незнакомец замирает на долю секунды. После чего слышу тихий смешок:
— Ваша светлость, так и прикажете в пустоту отвечать или разрешите всё-таки повернуться?
Ох, как неожиданно. И откуда он меня знает? Знакомый? Растерялся, но тут же взял себя в руки. И что из этого? Да меня тут каждая собака знает!
— Повернитесь, — разрешаю, но на всякий случай ещё глубже отступаю в тень, ухожу от дверного проёма. И жду дальнейших действий от незнакомца, мне сейчас лучше инициативу не проявлять.
— Разумная предосторожность, — разворачивается и первым делом одобряет мой манёвр незнакомец. Всматривается в дверной проём и прислушивается. — Но преждевременная. Поверьте, Николай Дмитриевич, вредить вам в мои намерения точно не входит.
— Прошу прощения, здесь темно, поэтому… — отхожу ещё дальше в тень. Не нравится мне этот человек, очень не нравится. И тот факт, что он явно кого-то или чего-то ждёт, тоже настораживает. — Мы знакомы?
— Нет, — смеётся журналист или фотограф. — Но кто же из образованных людей вас не знает? Признаться, мои коллеги этому немало поспособствовали. Позвольте представиться, Виктор Иванович.
И так он это произнёс, что сразу же стало понятно — имя вымышленное.
— Допустим, — хмыкнул, тем самым давая понять собеседнику, что его хитрость я разгадал. И решил слегка обострить ситуацию. — Полицию и жандармов я вызвал.
— Жандармов-то зачем? — ничуть не расстроился незнакомец.
— А то вы не знаете. Дело государственной важности, — улыбнулся в сумрак. И пояснил. — Проникновение на охраняемый и закрытый объект. У вас ведь камера в руках? Налицо явный промышленный шпионаж.
— А профессиональное любопытство вы вообще не рассматриваете? — в ответ усмехнулся мужчина. И ещё раз оглянулся на дверной проём, сделал небольшой шажок к выходу.
— Стоять. Предупреждаю, ещё шаг и я буду вынужден стрелять на поражение, — отступил ещё дальше в тень, подхватил рукоять пистолета второй рукой, приготовился открыть огонь.
— Всё, всё, — поднял вверх одну руку незнакомец. Во второй у него камера. — Стою. Экий вы грозный. Не врут, выходит слухи? Сумеете живого человека застрелить?
— Даже не сомневайтесь, — прислушался к тишине. Куда это охранник запропастился? До центральных павильонов не так и далеко, давно бы добежал. И полиция там точно должна быть.
Или охранник струсил и решил вообще удрать. Или помешали ему добежать. Но тогда у этого фотографа поблизости сообщники имеются. Кого-то же он ждёт? И почему тогда я никого не заметил?
— Верю, — вот теперь незнакомец заговорил серьёзно. — Знаете, верю.
— Вы кто такой и зачем проникли в ангар? — раз заговорил серьёзно, то вдруг ответит.
— На первую часть вашего вопроса отвечу так, я ведь вам уже представился. Поверили вы мне или нет, ваше дело. На вторую же отвечать не вижу смысла. Вы и сами уже всё сказали, Николай Дмитриевич.
Мнимый журналист резко замолчал, внимательно всмотрелся в моё лицо, словно что-то видел в темноте и медленно проговорил:
— Почему вы хотите это знать? Для чего? Или у вас появилась какая-то личная заинтересованность, и я ошибся в своих действиях? Нужно было сначала подойти к вам и попробовать договориться?
— Кого вы представляете, Виктор Иванович, — не сказал ни да, ни нет. Пусть сам предположения строит, это у него хорошо получается. И, главное, мне на руку играет.
Теперь, когда журналист пошёл на контакт и разговорился, уже я забеспокоился. Полиция сейчас совсем не к месту окажется.
— Выходит и впрямь ошибся. Какая жалость. Но пока не поздно, может, договоримся? У меня есть для вас отличное предложение, Николай Дмитриевич, — воскликнул журналист.
— И какое же? — прислушался к звукам снаружи ангара. Точнее, к царящей там тишине. Похоже, охранник и впрямь решил удрать. Вот дурень. Но меня вариант с его бегством сейчас больше устраивает, чем появление полиции.
— Я, как вы правильно догадались, работаю на солидных людей. И от их имени делаю вам, Николай Дмитриевич, серьёзное предложение, — журналист ощутимо расслабился. И в его голосе даже появилась этакая снисходительная вальяжность. — Вы с вашим самолётом перелетаете за границу. Место я вам чуть позже назову, когда мы с вами окончательно договоримся.
— Вот так просто? Лететь туда, незнамо куда, да ещё и забесплатно? — подпустил недоверия в голос.
— А зачем усложнять? — окончательно расслабился мнимый журналист. — Чем проще, тем лучше. И почему забесплатно? Какую сумму вы желаете получить в качестве аванса?
— А почему вы сразу не обозначаете моё вознаграждение? Ну, если я приму ваши условия и соглашусь на перелёт? — продолжаю играть.
— К моему огромному сожалению, подобные вопросы я не уполномочен решать, — откликнулся Виктор Иванович. — Можно уже руку опустить?
И огорчение в голосе собеседника было настолько явственным, что я его даже немного пожалел. Поэтому