— И расскажете ещё раз. Расскажете столько раз, сколько вам скажут, — отрезал Цертеньхоф, заставив её сжаться. — Отвечайте на вопрос, миссис Вачински.
— Я не спала… то есть да, я спала, но… я… Я иногда засыпала, да, — призналась она. — Но господа Жангерферы никогда меня ночью не вызывали. Ни разу за ночь… Я… я просто потеряла бдительность, вот и всё!
— Удачно вы потеряли бдительность, — наклонился вперёд Цертеньхоф. — Прямо-таки в яблочко попали.
— Я и до этого засыпала, — жалобно произнесла она.
— Много людей могло знать, что вы так халатно относитесь к своим обязанностям? — спросила Дайлин.
— Что? — взглянула женщина на неё испуганным взглядом.
— Кто ещё знал, что вы спите на работе? — перефразировала она.
— Ну… меня застукивали другие слуги.
— Кто именно?
— Я Марвон, он однажды заметил, что я сплю у звонковой стены. Он постоянно дела мне замечания, — тихо ответила она.
Кондрату было ясен ход мыслей Дайлин.
Могла ли служанка сделать это всё? Да кто угодно мог, если говорить прямо, и как раз в этом всё и дело. Очень удачно получилось, что служанка спала, и именно в её смену произошёл пожар. А что, если кто-то знал, что служанка такая безалаберная, спит на работе, и попросту воспользовался этим?
— Марвон, это… — пробормотал Кондрат. — Тот, кто сгорел?
— Нет-нет, у них у обоих было имя Марвон. Я говорю про Марвона Тпенца. Он спал в домике для гостей, — оживилась женщина, едва речь перешла с неё на другого, будто исчезло всё давление. — Он мне делал замечания, но… я…
— Много ещё людей знал об этом?
— Да мне не с кем обсуждать было работу. Да и кому я скажу об этом-то? Признаюсь в этом? Я очень, ОЧЕНЬ жалею, клянусь, но я бы никогда не стала поджигать дом. Мне платили хорошо, меня не наказывали, не ругались на меня. Всё было идеально!
— Это правда, что Жангерферы были очень верующими? — спросил Кондрат, резко меняя тему.
— Ну… да, были. После того, как умерла Вильва Жангерфер, они прямо-таки изменились. Особенно Партес Жангерфер и его сын, Рокардо Жангерфер. Ульиса и дети ещё не так, но они очень трепетно начали к этому относиться. Стали амулеты носить, подношения делать, суеверия там…
— Они вели себя странно, другими словами? — уточнила Дайлин.
— Как любой другой человек, который верит в духов.
— А выверите?
— Я верю в наших богов, — ответила та и достала небольшой амулетик из-под одежды на манер крестика в мире Кондрата. — Они единственные, кто правит миром.
Вопрос про Жангерферов был необязательным, но Кондрат просто лишний раз решил подтвердить, что они действительно занимались жертвоприношениями. К тому же, он хотел узнать и другой момент, в котором пока что не было точки.
— А что вы скажете о других?
— О ком, о других? — спросила женщина.
— О друзьях их семьи? Друзьях Партеса и Рокардо Жангерферов. Ну например… о господине Ефенсоузе, мэре вашего города. Он бывал у вас в гостях? Может он обсуждал с вашими господами тему религии? Вместе там делали подношения духам или ещё что-то? Или иногда и вовсе вместе уходили и пропадали на целую ночь?..
Глава 25
Более наводящий вопрос было сложно придумать, но женщина явно подтупливала, напуганная таким вниманием к себе не последних лиц. А вопрос про мэра её и вовсе заставил напрячься, испуганно бегая взглядом по сыщикам и на дверь.
— Мистер Ефенсоуз приходил к вам? — повторил Кондрат вопрос.
— Ну… иногда… да… — пробормотала женщина.
— А, например, Урунхайс. Хастон или Ягершмейт? — перечислил он других участников этой секты.
— Да, они все приходили, господин. Званные ужины или сыграть в карты. Они были друзьями, и нередко сами господа Жангерферы ходили к ним в гости.
— А вы помните, что они обсуждали между собой?
Та быстр покачала головой.
— Вы не заслышали или вы не хотите отвечать?
— Я… я не слышала, господин. Они запирались в курительной комнате и там сидели чуть ли не часами, не обращая ни на кого внимания.
— Если вы думаете, что мэр или кто-то узнают о нашем разговоре, то не волнуйтесь, этот разговор конфиденциален, а мы из столицы, и он не имеет власти над нами. Если они не причастны, то этот разговор так и останется между нами. Если причастны — они сядут быстрее, чем успеют моргнуть.
— Но… я действительно ничего не слышала, господин, — произнесла она.
— Хорошо… — протянул Кондрат и слово взял Цертенькоф. Взяв у Кондрата папку, он сам пробежался по содержимому взглядом, поглядывая на бедную женщину исподлобья.
— Вы проживаете на каменной два и два, адрес актуален? — спросил он.
— Да-да, актуален, господин.
— Муж погиб в результате несчастного случая семь лет назад, сожителя нет, всё верно? — уточнил он информацию.
— И у вас нет никакого мужчины? Никого? — уточнил Цертенькоф.
— Я прилежная женщина, — слегка возмущённо ответила она. — И я скорбящая вдова!
— Значит, зайти к вам домой осмотреться мы можем?
Это скорее был вопрос с подвохом, так как зайти и обыскать квартиру они могли и без её разрешения. И уж точно никто бы не стал спрашивать её разрешения. Но реакция сыщиков разочаровала, женщина лишь соглашалась, желая в этой ситуации только одного — поскорее покинуть это место.
И когда её мечта сбылась, им не оставалось ничего, кроме как переглянуться.
— Что скажете? — спросил первым Цертенькоф.
— Скажу, что вряд ли она, — покачал Кондрат головой.
— Чутьё?
— Можно и так выразиться. Не похожа. Я не вычёркиваю её, но подумал бы скорее на слугу, если бы тот не сгорел. Кто ещё был, этот Марвон разве что? — произнёс он, пробежавшись взглядом по делу.
— Есть ещё и третий, — напомнила Дайлин.
— Да, Рикитук фамилия… — произнёс Цертенькоф. Фамилия напомнила Кондрату одну старую сказку про мангуста. Отчего-то захотелось улыбнуться старым воспоминаниям, он удержался. — Тоже ничего. Итак, кого следующего тащим или идём осматривать квартиру женщины?
— Не думаю, что там что-нибудь найдём, но надо на всякий случай, — произнёс Кондрат. — Я схожу.
— Лучше я, — вздохнул Дайлин. — У вас отлично