В принципе, ничего из ряда вон выходящего не произошло — все революции пестрят подобными эпизодами. Те же французы во время своей Великой тоже изрядно поизмывались над собственными аристократками, раскладывая и хором употребляя оных на порогах их собственных дворцов, которые параллельно весело разграблялись. Цивилизованным нациям пристало делать вид, что ничего непотребного не происходит — обычная борьба за свободу… Но русские варвары поступили подло! Они буквально завалили Европу памфлетами, в которых выставляли горячих польских патриотов и борцов за свободу злобными ублюдками, способны только лишь грабить и насиловать. И самое обидное, им даже не пришлось ничего придумывать! Всё, что они излагали в своих памфлетах — являлось абсолютной правдой. Да, по его глубокому убеждению — извращённо поданной, раздутой, неполной, искусно препарированной, но, всё-таки, правдой. Которая очень сильно ударила по имиджу польских борцов за свободу в просвещённых странах. Но особенно сильно им навредило то, как получилось с наместником Царства Польского — Великим князем Константином.
Этот недоумок, брат обоих варварских императоров — прошлого и нынешнего, в принципе был вполне безобиден. Покорённый великой польской культурой и красотой польских женщин, он позволял полякам почти всё, не замечая, что его потуги стать здесь своим вызывают у истинных патриотов Польши всего лишь презрительную усмешку. В их глазах он вёл себя как мелкий африканский князёк, очарованный величием Британии и начавший носить европейскую одежду, устраивать five o’clock, и учредивший Английский клуб, при этом даже не догадываясь о том, что в глазах истинных англичан он всегда будет стоять ниже самого нищего британского сквайра… Но его терпели. И льстили в глаза. И прощали ему пребывание в его постели одной из первых польских красавиц. Потому что он был лучшим вариантом из всего того, что могла предложить эта варварская империя, тем не менее сумевшая разгромить самого Наполеона… Нет, в салонах Варшавы было принято отдавать главную роль в поражении великого корсиканца британцам, восхищаться великим Веллингтоном, оправдывая катастрофический восточный поход Бонапарта, в котором он потерял свои самые опытные и подготовленные войска холодом, бездорожьем, звериной природой восточных варваров, способных спать на снегу и питаться хвоей и отринувших все мыслимые правила цивилизованной войны, но Михаил Гедеон, прошедший ту войну с первого до последнего дня отлично знал, что это не так. В той войне победили именно русские. Значит русские были сильны. А раз нет шансов — нужно смириться и получить лучшее из возможного. И Великий князь Константин был как раз этим самым единственно возможным лучшим. Особенно учитывая, что он с одной стороны был братом нынешнего императора, а с другой — терпеть его не мог. И потому максимально ревностно относился к попыткам младшего братца совать свой нос в польские дела.
Так продолжалось до июля прошлого года. До «Трёх славных дней»[2]… Князь вздохнул… и поперхнулся водой, стёкшей с задранного капюшона.
— Пся крев! Эй, кто там… что мы остановились?- за шумом дождя послышался топот… то есть чавканье копыт, после чего перед Михаилом Гедеоном возникла слабо различимая тёмная масса.
— Пан Главнокомандующий,- просипел голос вахмистра Скшетусского,- поручик Влачевский сбился с дороги, но предлагает двигаться вперёд. Где-то впереди должна быть река, на берегу которой он надеется определиться куда направляться дальше.
— Ну тогда чего мы стоим?- ворчливо пробурчал Михаил Гедеон.- Давай, давай — naprzod…
Победившая революция во Франции всколыхнула поляков. Потому что мечта о свободе любимой Родины всегда горела в сердцах польских патриотов. И они никогда не смирились бы с тем, что их страна исчезла с карты Европы. Никогда!
— Кто ты естешь?
Поляк честный!
В цо ты вежишь?
В Польске вежим!
Який знак твой?
Ожел белый…
И пример французов, очередной раз свергнувших тирана, полыхнул в сердцах польских патриотов путеводным маяком. Да так, что уже двенадцатого августа — месяца не прошло после «Трёх славных дней», встал вопрос о немедленном выступлении!
Но тогда горячие головы удалось остудить. Потому что ничего не было готово. Не было оружия, не были организованны отряды, не была проведена достаточная работа в армии Царства Польского, большая часть которой пока была лояльна русскому трону (ну да — русские узурпаторы оказались такими идиотами, что сохранили польскую национальную армию)… Военные ценят силу, а Россия смогла эту силу показать. Всему миру. Так что на стороне патриотов пока не было действующих генералов. Сам Михаил Гедеон давно, ещё с двадцать второго года, с того момента как он стал сенатором-каштеляном, отошёл от армейских дел. Так что немедленное выступление, скорее всего, окончилось бы катастрофой… Поэтому было принято решение его перенести и подготовиться. Так что в августе ситуацию удалось удержать.
За следующие два с половиной месяца было сделано очень многое — собраны деньги, часть из которых поступила из-за границы, запасено оружие, перетянуты на свою сторону десятки офицеров-поляков, среди которых были генералы Хлопицкий, Круковецкий и Шембека… Тогда же прошло бурное обсуждение того, как поступить с Константином. Нет, понятно, что убивать члена правящего рода, пусть и не совсем европейской, а прямо даже варварской, но, всё-таки, империи, не comme il faut, хотя среди патриотов были и те, кто настаивал на том, что русских надо резать всех, не взирая на личности, однако, в конце концов, сошлись на том, что лучше арестовать, а затем уже решать. Может затеять публичный суд, принудив покаяться во всех совершенных (а может, даже, и каких не совершённых) преступлениях, показав всему миру гнусную харю «московитов» и их гнилое имперское нутро. Может использовать как аргумент в торге с русским императором — как-никак, при всех их разногласиях, он, всё-таки, был его родным братом. А может и казнить. Но потом. После суда. Как бы по закону… Кто ж знал, что сторонники немедленной казни, среди которых было множество студентов Варшавского университета, которых привел в ярость недавно разосланный по университетам проект императорского закона об образовании, согласно которому после десятилетнего переходного периода высшее образование в империи можно будет получать только и исключительно на русском языке, не согласятся на озвученный компромисс и втайне решат сделать всё по-своему.
Восстание началось вечером двадцать девятого ноября. Атака казарм русских полков, в которых оставалось не так-то и много солдат, прошла по плану. Польские полки либо остались в казармах, либо присоединились к восставшим. Были захвачены арсенал, склады, полицейское управление… а потом появилась информация, что Константин убит, а его головой студенты на площадке перед фасадом дворца